Завет, или Странник из Галилеи - читать онлайн книгу. Автор: Нино Риччи cтр.№ 91

Я проснулся утром, окоченев от холода. Заря только занималась: вдалеке над холмами робко пробивались первые проблески наступающего дня, а над головой у меня все еще сияли звезды. В нашем лагере было тихо, и я решил дойти до ближайших пещер, надеясь немного согреться. Я подошел к ним и от нечего делать стал осматривать их; вдруг я услышал голоса — они звучали совсем рядом. Это был особый эффект пещер, когда кто-то разговаривает, может быть, в нескольких милях от тебя, а слышно так, как будто бы говорят прямо у тебя над ухом. Я не сразу понял, что голоса, которые я слышал, принадлежали Еша и Юдасу. Мне не удалось хорошо разобрать, о чем они говорили; в конце концов Юдас, кажется, ушел, оставив Еша одного. Я понял, что Юдас просил Еша не ходить в Иерусалим и предупреждал его о какой-то серьезной опасности, грозившей ему. Юдас, кажется, намекал, что он очень рискует, предупреждая Еша.

Разговор их звучал примерно так. Еша, отвечая Юдасу:

— В том, что ты сказал мне, я вижу лишь еще один повод идти туда. Пусть там будут хотя бы немногие, кто хочет мира, а не крови.

— Тогда тебя убьют, как и тех, которые были до тебя. Мне показалось из того, что я слышал от тебя сегодня вечером, что ты выбрал жизнь, — Юдас говорил сердито.

— Но не ценой жизни других.

— Ты ведь не думал об этом, когда уходил от Иоанана, — похоже, Юдас тут же пожалел о сказанном; в его голосе чувствовалась усталость: — Предупреждая тебя, я нарушаю все свои клятвы. Не заставляй меня делать это понапрасну.

На это Еша ответил ему:

— Не думай, что это напрасно, если ты поступил так, как посчитал нужным.

Вскоре я увидел, как Еша возвращается в лагерь; чуть отставая, шел Юдас. Что мог означать их уединенный разговор в пещерах? Еша принялся обходить лагерь, поторапливая людей выступать в дорогу. Я отправился в палатку к Йерубалю и рассказал ему о том, что только что услышал. Я решил, что раз путешествие становится довольно опасным, не стоит пренебрегать даже случайно полученными предупреждениями. Йерубаль возразил мне, что, на его взгляд, нет никаких причин для беспокойства. Праздник в Иерусалиме на то и праздник — будут, конечно, какие-нибудь уличные волнения, но на римлян, безусловно, можно положиться. Они смогут и разнюхать все вовремя, и пресечь, когда надо. Еша тем временем уже довольно рьяно торопил всех. Казалось, что он полководец, который готовит к выступлению свою небольшую армию. Что было делать, разве мог я высказать ему свои сомнения? Я решил, что жребий брошен и надо подчиниться судьбе.

Еша хотел еще засветло прийти в Иерихон. Всем нам надо было поторапливаться, чтобы пройти половину дневного перехода еще до наступления полуденного зноя. Мы с Йерубалем, по обыкновению, пристроились в конце колонны. Но взгляд Еша случайно упал на меня, он позвал меня присоединиться к группе людей, идущих во главе. Мне было очень приятно: я уже не хотел довольствоваться тем, что приходилось просто околачиваться где-нибудь поодаль. Когда я немного освоился в его кругу, мне даже стало казаться, что я мог бы быть с ними на равных, хотя и знал, что я им вовсе не ровня. Но Еша, как я понял, не делал различий между людьми на том лишь основании, что кто-то является отверженным среди прочих людей. Мне рассказали, что один человек по имени Арам хотел продать Еша и его учеников каким-то не то повстанцам, не то бандитам, но Еша простил его и даже принял снова к себе. Этот парень старался особенно часто не показываться нам на глаза, но, увидев его раз, ты навсегда запоминал его вороватые повадки. Он как будто бы спешил урвать что-нибудь потихоньку, а потом быстро заползти в свой угол, откуда спустя какое-то время снова выходил за добычей.

Поведение Юдаса изменилось, появилось в нем нечто странное, совсем ему не свойственное. Очевидно, что всю дорогу у него был какой-то камень за пазухой, и сейчас, как я понял, он возвращался в родную стихию — шел к себе в Иерусалим. Однако именно теперь его трудно было узнать. Словно бездомная собачонка, он жался ко всем и каждому. Он не делал ни малейшего намека на то, что он не такой, как остальные, наоборот, он старался угодить всем, и в первую очередь Еша, как будто бы пытаясь заслужить его любовь. Спустя некоторое время мы вышли на большую дорогу, которая была заполнена множеством паломников. Юдас нервно озирался по сторонам, словно каждое мгновенье ожидал ножа в спину. Он был так растерян и напуган, что я даже начал жалеть его. На привале случилось небольшое происшествие, которое очень удивило меня. Юдас уселся на землю и стал разминать свои затекшие и стертые ступни, в это время подошла Мари. Лицо ее было мрачным и непроницаемым. Но она вдруг предложила Юдасу натереть ему маслом ноги. На что Юдас, явно смутившись, не ответил и даже отвел глаза. Но Мари тут же опустилась перед ним на колени и стала очень аккуратно и осторожно растирать ему ступни. Я никогда бы не подумал, что она способна на такое.

Мы продолжали свой путь, но солнце уже восходило к зениту, и жара становилась все нестерпимей. Каждый глоток воздуха обжигал жаром, дорожный гравий стирал ноги. Кругом, насколько хватало глаз, виднелись лишь камни, белесые холмы вдали да колючий кустарник вдоль дороги. В небе неподвижно зависла пара канюков, казалось, полуденный зной сморил их прямо на лету. По дороге двигалось, наверное, тысяч десять паломников, но их подошвы так и не сумели отшлифовать гравий, чтобы он стал гладким. Мы шли и шли, когда наконец вдали стали различимы стены Иерихона. Город располагался на равнине, вокруг его стен росли пальмы, можно было разглядеть зелень полей, так как весна была в разгаре. Что и говорить, картина эта заметно улучшила настроение: путь становится легче, когда впереди усталый взгляд путника находит отрадный уголок. К полудню, однако, мы дошли до постоялого двора, где можно было отдохнуть и переждать жару. Мы так и сделали, а затем снова выступили в путь — от Иерихона нас отделял один переход. У Бет Хабары находился брод через реку и рядом таможенная застава; переправившись через Иордан, мы попадали в Иудею.

Когда мы пришли на таможню, солдаты, служившие там, без всяких объяснений, выстроили нас в ряд и стали тщательно обыскивать всех, в том числе и женщин; вещи каждого также были тщательно перерыты и осмотрены. Юдас стоял среди нас, его лицо окаменело, от гнева или от страха — трудно было сказать. Потом солдаты подошли к нему, один из них взял его кинжал с великолепной золоченой рукояткой, украшенной драгоценными камнями. Я видел, что Юдас хотел было сказать что-то, наверное, о том, как необходимо иметь при себе оружие в опасном путешествии по большой дороге. Но он только пошевелил губами, как будто бы приготовленные слова застряли у него в горле. Солдаты опустили кинжал в мешок, который они тащили за собой и куда складывали особо ценные вещи, отобранные у досматриваемых. Кто-то из них сказал, ухмыльнувшись Юдасу, что тот сможет забрать свою вещь на обратном пути. Иначе говоря, Юдас мог попрощаться с ней навсегда.

Тех, кого уже досмотрели, пускали к переправе. И далее лежал прямой путь в Иерихон, которого мы достигли уже под вечер, перед закатом. Здесь снова пришлось пройти мимо выстроившихся в шеренгу солдат. Нас попросили построиться в линию и опять начали досматривать. Причина таких строгих мер вскоре стала известна. До римлян, оказывается, дошел слух о том, что готовится заговор. Нюх, о котором говорил Йерубаль, не обманул их, видимо, и на этот раз. Я обратил внимание на то, что Юдас тоже слышал о чем-то подобном. Он был похож в то время на хищного зверя, в глазах его блуждал недобрый огонек, и так же, как зверь, он метался от одной тропы к другой. Я заметил, что он не спускает глаз с Еша, как будто бы решил охранять его. Еша же, наоборот, с каждой новой волной суеты и паники становился все более спокойным.