Однажды она сказала брату, что ей тяжело. Кажется, единственный раз, когда она пожаловалась – не сама, а словно толкнуло изнутри.
Тимур пожал плечами.
– У тебя хорошая семья. Муж содержит, ты слушаешься. Надоест – уйдешь. Что не так?
– Давно уж надоело.
Тимур пожал плечами:
– Ну так уходи.
Динара тогда ответила: уйду, когда смогу забрать свое.
Брат не понял, конечно.
Она попыталась объяснить: меня обманули. Мне шептали о любви, обещали троих детей, рассказывали сказку о счастливом будущем. Я сделала выбор, основываясь на лжи. Скажи мне мой муж сразу – я не люблю тебя, ты нужна мне как аргумент в вечном споре самцов за главенство, ты тешишь мое самолюбие и никогда не станешь для меня чем-то большим – меня бы это не оскорбило. Я ценю откровенность. Возможно, я согласилась бы на предложение Бориса, и это была бы честная сделка.
Но никто не собирался играть со мной честно.
– Ты и так свое берешь, – сказал Тимур. – Хорошо одеваешься, вкусно кушаешь, ездишь на хорошей машине. При деньгах! На что жаловаться?
Динара посмотрела на брата очень внимательно. Поразительно: он произнес эти слова с той же интонацией, с какой мог бы произнести их Борис.
– Я стою дороже, – сухо сказала она, решив объясниться в понятных ему категориях.
Больше они об этом не заговаривали.
Едва открыв дверь, Динара учуяла знакомый запах. Василий обильно поливался «Фаренгейтом». Сейчас начнется…
– Динка явилась! – Пасынок широко ухмыльнулся и шагнул ей навстречу. – Где тебя носило?
– Динара, – поправила она, снимая туфли.
– Где шлялась, говорю?
Он обошел вокруг нее, принюхиваясь. Вид неестественно возбужденный, глаза блестят.
– Чем несет от тебя, Динка?
– Это от тебя. Одеколоном, который устарел лет на двести.
– Тебе виднее! – хохотнул он. – Это ведь ты у нас старая!
– Тогда дай старушке пройти, – спокойно сказала Динара.
Василий перегораживал проход: крепкий, широкоплечий, пышущий здоровьем и силой. В шестнадцать лет он начал толстеть, но вся их компания увлеклась скейтбордингом, и пухлый мальчик переродился в атлетичного юношу. Серо-зеленые глаза насмешливо щурились. Прядь влажных волос прилипла ко лбу и на солнце отсвечивала золотым.
В нем была известная привлекательность – привлекательность наглой, сокрушительной молодости. Динара знала, что он давно спит с однокурсницами.
«Я-то тебе зачем, дружок? Пошел по стопам папаши?»
– Дай пройти.
Василий молча ухмылялся, не двигаясь с места. Лихорадочный блеск в его глазах заставил Динару принюхаться. Нет, спиртным не пахло.
После развода родителей он остался с матерью и до пятнадцати лет жил у нее. Они отчаянно ссорились. Виной тому, подозревала Динара, был характер первой жены Бориса. Женщина истеричная и взбалмошная, она не знала, что делать с хмурым подростком, не желавшим слушаться ее нового друга. В конце концов она уговорила Бориса забрать мальчика, а сама вышла замуж и с облегчением переехала в новый дом. Теперь они созванивались по выходным, и знакомым она с гордостью рассказывала, какой у нее красивый взрослый сын. Виделись они не чаще раза в месяц.
Борис получил ожесточившегося парня, удачно притворявшегося ленивым оболтусом. От того, кто любит только свой скейтборд, девочек и пиво, многого не требуют. Это был не сын, а заготовка сына, бревно, из которого Борису предстояло выточить настоящую гордость семьи Курчатовых.
– Никаких денег, – сказал Борис. – На карманные будешь получать столько, чтоб на проезд хватило. Машина? Вася, в этом городе отличное метро. А от поселка, если ты не в курсе, автобус ходит. Выучишь расписание – не будешь опаздывать.
Он договорился в институте, что ему будут сообщать об успеваемости сына. Как только Василий хватал двойку, и без того скудное содержание урезалось еще сильнее.
– Мать тебя разбаловала. Я мужика сделаю. Ничего, поголодаешь, тебе полезно.
Пару раз Василий пытался огрызаться. В первый раз отец прикрикнул на него, второй раз ударил – не больно, но чувствительно, а на вскрикнувшую Динару глянул так, что она ушла в свою комнату. Это не ее ребенок. К тому времени она научилась понимать, что самым лучшим намерениям иногда стоит оставаться невоплощенными.
Представления мужа о воспитании полностью укладывались в схему иерархии у хищных животных. Щенку нужно вовремя дать взбучку, чтобы знал свое место в стае.
У самок права голоса нет вовсе.
Самое обидное, что ей нравился Василий. Нет, не так – мог бы понравиться, встреться они в иной жизни, в другое время. Он был наглый, ленивый, требовательный и лживый, он скалил зубы при ее появлении, как обезьяна, и скользил в опасной близости, точно змея, нарушая ее границы и заставляя чувствовать себя неловко. Но иногда от него веяло необъяснимым отчаянием, словно внутри под оболочкой шута жил другой человек – скрытный, неприкаянный, болезненно уязвимый. В такие минуты ей хотелось если не обнять его, то хотя бы погладить. Но в следующий миг Василий со своей непроницаемой улыбочкой отвешивал очередную гадость, и ее мимолетный порыв исчезал. «Достойный сын Курчатова!»
Выпадали месяцы, когда Борис оставлял сына вовсе без содержания. Василий выкручивался как мог. Стрелял деньги у бабушки, подворовывал у отца – тот был небрежен и часто рассовывал купюры по карманам. Однажды Динара застала юношу в своей комнате – он рылся в шкафу, где у нее лежали наличные.
– Это называется крысятничать, – холодно сказала она, глядя в широкую спину.
Растерянность на его лице, когда он обернулся, длилась не дольше секунды.
– Это называется выживать, – возразил Василий, глядя на нее с усмешкой.
– А если я отцу пожалуюсь?
– Давай. Он же меня и вынудил.
Динара пожала плечами. Она работала с шестнадцати лет, и конструкция «вынудил воровать» была ей непонятна.
– Устройся в «Макдональдс». Найди место, где тебе будут платить.
– А учиться когда? Я должен институт закончить. Если брошу сейчас, потеряю шанс.
– Ты не единственный парень с такими проблемами. Другие решают, и ты что-нибудь придумаешь.
Его улыбка стала шире.
– Тебе не кажется забавным, что содержанка моего отца советует мне устроиться на работу?
Он обошел ее, слегка толкнув плечом, и закрыл за собой дверь.
– Я его жена, – сказала Динара, оставшись одна.
Уверенности в голосе не было.
– …Денег дашь? – протянул Василий. Аромат «Фаренгейта» усилился, к нему примешался запах пота. Иногда он пах как мальчишка, иногда от него начинало разить тяжелым мужским духом, и тогда Динара старалась держаться от него подальше.