Дарсаль
После ухода императора охрана собирается вокруг его невесты. Ноэлия допивает чай, словно не желая расставаться с кружкой. Ставит на робота термос. Служанки приносят небольшой дорожный рюкзак с едой, ребята будут нести по очереди. Только мне не положено руки занимать.
Вижу четкий отпечаток взгляда Симона — оглядывает императрицу, остается удовлетворен. Одежду, что ли? Разве я дал бы ей одеться неподходящим образом? Да она и сама не дурочка, все верно подобрала. Пальто легкое и теплое, источает едва уловимый свет натурального пуха. Обувь тоже удобная, брюки — общее ощущение тепла и комфорта, как бы Ноэлия ни мерзла.
Оборачиваюсь к нему. Все же сложно удержать свой авторитет, какой бы ни был, когда император прилюдно выражает недовольство.
Симона, однако, пронимает. Кивает, слегка опустив голову и приподняв руку в знак извинения. Хельта с Хармасом подходят попрощаться и пожелать счастливой дороги. Ноэлия принимает напутствия прохладно, словно до сих пор обижается, хотя в ауре особенного расстройства не вижу.
Поначалу поднимаемся легко. Тропа утоптанная, пологая, Ноэлия запустила тихую музыку, о чем-то расспрашивает. Но вскоре склон становится круче, дыхания на разговоры уже не хватает. Да и отвлекать охрану не стоит.
След бурвалей и фертонов слегка искрит, кое-где сверкают гроздья цветов купены красной, несколько раздражая омаа. Робот начинает барахлить и зацикливаться, Ноэлии часто приходится его перезапускать. Все ближе рваные полосы приграничных туманов.
Вдруг нашу процессию настигает мысленный зов Сэма. Похоже, включил всех, кроме Ноэлии. Раум побери! С удивлением обнаруживаю на связи и охрану императора. Придерживаю императрицу, знаком показывая остановиться остальным.
Ноэлия смотрит встревоженно, глаза снова зеленью сверкают даже для моего зрения. Сейчас бы прижал к себе, успокоил… Уплотняю омаа.
«Ребята, впереди фертон перевернулся. Как раз на перевале. Его подняли, но бурваль сломал ногу. Пришлось выпрягать и вызывать эра Зимера. Предупреждаю на всякий случай».
— Что? — не выдерживает Ноэлия.
Передаю слова Сэма.
— Эр лекарь внизу остался, — добавляю, — всех бурвалей перед перевалом осматривает. Ничего страшного, нас просто предупредили.
Ноэлия кивает, тревога почему-то не отпускает, наоборот, словно стягивается отовсюду с клочьями тумана, который обычным людям не виден.
Сканирую пространство, пересекаюсь с омаа Альбера и Гария. Вверху, на пределе обычной видимости Слепого Стража, угадывается фертон и лежащий бурваль. Больше ничего. Животному, видимо, что-то вкололи: неровный сон крепко держит в объятиях, уменьшая боль.
— Нехороший знак, — неожиданно шепчет Ноэлия, ее слова странным образом перекликаются с моими мыслями.
— Все чисто, моя госпожа, — отвечаю уверенно. — Случайность.
— Чей? Чей фертон? — Сияние почти мольбы в глазах.
Присматриваюсь.
— Не ваш, не императора. Не Пенелии. Хотя… похоже, книги. Тяжелый, наверное.
Ноэлия вздыхает, отворачивается к снова зависшему роботу. Опять ощущаю на себе неживой взгляд индикаторов. Бесов Раум, да в чем дело?!
Ноэлия
Почему-то представляется недовольное лицо императора, изогнутые брови. Я же ведь не виновата, что книги перевернулись! Даже в укладывании не участвовала! Ну накупила, конечно… так ведь чуть ли не на всю жизнь!
Дарсаль снова прикрывает глаза.
— Что там? — не выдерживаю.
— Ничего, моя госпожа.
— Дарсаль!
Не скажет ведь, если император начнет его отчитывать. А я все-таки почти жена, могу и характер показать.
— Вы только не волнуйтесь, — вздыхает. — Кошка сбежала. Говорят, орала, прыгала, скреблась и вырвалась. Ее ищут, думаю, далеко не убежит.
— А Стражи что же, не видят?!
— Ищут, моя госпожа.
— А ты не видишь?
— Пока не вижу, далеко.
— И для чего тогда ваше особенное зрение! — вырывается в сердцах.
То они чуть ли не корабли космические отследить могут, а то несчастную кошку в радиусе пары километров не находят!
Дарсаль молчит, только глаза горят и скулы напряженные. Наверное, не нужно было этого говорить.
— Простите, моя госпожа, — отвечает вдруг. Почему-то совсем тошно становится. Отворачиваюсь, не выдержав. — Приграничные туманы несколько снижают четкость восприятия. Подойдем ближе — постараемся найти.
Буквально ощущаю, как вчерашняя доброжелательность перетекает в отчужденность. Слепые молчат, словно осуждают. Или это я сама себя осуждаю. Никак не могу решить, извиниться ли. Или снова наслушаюсь нотаций, что я неправильная императрица?
— Можно уже идти? — вздыхаю.
Дарсаль кивает. Как же я хочу обратно, домой!
Тропа становится все круче, камни начинают сыпаться из-под ног. Уже и растительности намного меньше, и птиц почти не видно. Ветер срывается со склонов, подвывая, вышибает слезы, пробирается под пальто и капюшон — не скрыться. Смотрю вверх, это вот эти клочья — приграничные туманы? Чем они такие особенные? Ведь не в любом же тумане у Стражей видимость теряется. Но спрашивать не рискую.
Через каждые полчаса останавливаемся передохнуть, греемся горячей водой, перекусываем слегка. Не могу понять, это они для меня или самим нужно силу поддерживать? Но тоже не спрашиваю, им виднее.
Сложно сказать, сколько прошло времени: я часы никогда не носила, у мадам Джанс не было денег на всякие безделушки, разве вот уши девочкам прокалывали. А робот постоянно сбоит и давно уже показывает всякий бред. Но судя по тому, что в четвертый раз остановились точь-в-точь перед перевалом, наверное, часа два и прошло, как положено.
Пока жуем бутерброды, запивая обжигающим чаем, Стражи прикрывают глаза. Почти вижу материализовавшиеся взгляды, скользящие за горные пики. И за эти беспокойные туманы — такие темные и неприятные вблизи, совсем не хочется проходить сквозь них. А ведь придется, на тропе больше всего осело.
— Все в порядке, император хорошо прошел перевал, — отвечает Дарсаль на вопросительные взгляды зрячих охранников.
— Они тоже пробирались по такому густому мареву, или оно ради нас собралось? — улыбаюсь.
Симон и Клавий с некоторым недоумением переглядываются, Слепые как-то странно настораживаются.
— Вы его видите? — аккуратно интересуется Дарсаль.
— Ну да, — недоумеваю я, начиная подозревать неладное. — А что, эксклюзивное зрелище для Стражей? — Смеюсь.
Не могу, тут так мрачно и страшно — если не смеяться, только дрожать от ужаса.
— Вообще-то да, — едва приподнимает уголки губ в ответной улыбке Дарсаль. — Зрячие их обычно не видят.