Штурман - читать онлайн книгу. Автор: Людвиг Павельчик cтр.№ 46

Так вот, в той части дневника, которую мне посчастливилось прочесть (разумеется, в копии, ибо персона моя не столь значима среди естествоиспытателей, чтобы доверить мне оригинал), сеньор Аннучи описывает четверо незабываемых суток, что ему пришлось провести в обществе мертвеца. Дело в том, что пещера, в которую он спустился в сопровождении одного из своих компаньонов, оказалась весьма недружелюбной и, заманив путешественников в свою сырую, холодную утробу, отказалась выпустить их обратно, устроив каким-то образом обвал и завалив единственный известный выход. Аннучи был уверен, что пещера – живое существо, ибо слишком уж коварной была ее выходка. Более того, события, произошедшие в последующие четыре дня, заставили его в этом убедиться и наполнили душу его страхом.

Компаньон синьора, что сопровождал его, был в тот день менее удачлив, и один из камней, посыпавшихся со стен и потолка тесного прохода, угодил ему прямо в голову, лишив сознания. Аннучи, надо отдать ему должное, не бросил приятеля и, приложив немыслимые усилия, дотянул-таки его до ближайшей, более просторной, пещерной залы, где обвал уж не достал их. Старания героя, к сожалению, оказались напрасными, потому что парень пару часов спустя умер, не приходя в сознание. Аннучи ужаснулся гибели товарища, но еще более – перспективе дожидаться здесь смерти от жажды и истощения, так как иного выхода из пещеры не было. После того, как он при свете шахтерского фонаря обследовал помещение и убедился, что Тома Сойера из него не выйдет, незадачливый естествоиспытатель совсем загрустил. Одно радовало его – в пещере было достаточно холодно, и разложения тела компаньона в ближайшие дни опасаться не приходилось. А там уж он и сам преставится.

В двух рюкзаках нашлось литра полтора воды и немного снеди. Аннучи же скорее расстроился, чем обрадовался находке – она продлевала его мучения. Ну, о том, как ему было голодно и страшно, вы можете сами прочесть в его заметках, меня же в них наиболее заинтересовали описания его контакта с умершим. Нет-нет, никакой некрофилии! Просто уже в самую первую ночь (имевший часы путешественник уверен, что это была именно ночь), лежащий неподвижно компаньон вдруг заговорил с ним. Монотонным голосом он стал упрекать синьора Аннучи в недобросовестности и безоглядном использовании человеческого труда себе во благо. Он сам-де нанялся к нему лишь от безысходности, и вот к чему это привело! Почему он, сорока лет от роду, обречен медленно гнить в какой-то пещере, не будучи даже похороненным по-людски? Что может синьор ответить на это и, самое главное, чем заплатить за такую несправедливость?

Перепуганный до смерти Аннучи прижался к ледяной стене пещеры и протрясся несколько часов, не рискнув даже зажечь фонарь, опасаясь разрыва сердца. Он не помнит, когда сон все-таки сморил его, но, проснувшись, он стал посмелее и обследовал тело. Никаких изменений в позе или выражении лица покойного он при этом не обнаружил.

Все попытки растащить завал оказались напрасными. Он не знал, какая часть потолка осыпалась, но пришел к неутешительному выводу, что в одиночку и без специальных приспособлений с задачей ему не справиться. Вымотанный и голодный, он приготовился отдохнуть немного, а после попробовать найти хотя бы воду, капли которой, падая откуда-то, время от времени звонко разбивались о его лысую голову. Может статься, что ему удастся обнаружить хотя бы лужицу…

Однако заснуть сеньору не удалось, ибо покойный компаньон вновь заговорил с ним. Мертвый голос продолжил перечислять подлости, которые, по мнению его владельца, совершил за свою жизнь нерадивый Аннучи. Он забирался в такие дебри и упоминал события столь давние, о которых при жизни никакого понятия не имел. И, хотя ученый был ни в малой степени не согласен с обвинениями, он вынужден был признать, что сами по себе события описаны верно.

В третью ночь он услышал вещи, о которых не имел понятия и сам, но имена, фигурировавшие в повествовании мертвеца, были ему хорошо известны. О Господи, если бы у него был шанс выбраться отсюда, он бы уж разобрался со всеми этими проходимцами! Он бы навел порядок! Сам того не замечая, Аннучи начал воспринимать ночные монологи покойного как нечто само собой разумеющееся.

Затем начался кошмар. В четвертую ночь ему привиделось, что компаньон встал, бродил по пещере, ворочал камни и тихо бормотал что-то, а потом даже коснулся щеки ученого своими заледеневшими пальцами и зычно захохотал. Аннучи дико закричал и ничего уж больше не помнил.

Через несколько часов он был найден группой спасателей, которые четыре дня не покладая рук разбирали завал и, что самое интересное, собирались уже отказаться от поисков, потеряв надежду, когда услышали нечеловеческий крик Аннучи и перекрывающий его чей-то хохот. Оказалось, что они находились уже всего-то в паре метров от пещерной залы. Так казалось бы злой мертвец спас своего бывшего работодателя.

Думаю, вы догадались, почему мне вдруг вспомнилась эта история. Информации, что лежащий в моей – запертой! – палате холодный незнакомец умер не от чахотки, было почему-то недостаточно для моего успокоения. Вообще, надо постараться, чтобы заразиться чахоткой от усопшего! Ясно одно – какова бы ни была причина его смерти, уринотерапия оказалась бессильной. Или он умер как раз от переизбытка таковой? В таком случае мое положение еще более усложнялось.

Как бы там ни было, а такое соседство нельзя было назвать приятным. Не скажу, что отношусь к покойникам предвзято или излишне эмоционально, но само осознание того, что он лежит здесь, а пути отхода перекрыты, распаляло воображение. Подумать только! От свободы меня отделяет лишь забранное решеткой окно да пара метров расстояния до земли, а я вынужден сидеть здесь голодным – кстати, почему до сих пор не принесли ничего поесть? – и надеяться, что труп не начнет читать мне нотаций, как в случае со злосчастным Аннучи! И что это, вообще, за практика, живых с мертвыми селить? Мало мне того, что я застрял черт знает где? Там, дома, меня уж скоро хватятся, но ничего не смогут сделать. Короче, как и вначале, вся надежда на профессора Райхеля.

И где же, в самом деле, завтрак? Ведь какой-то же паек мне причитается?! Или они там хотят, чтобы я присоединился к своему соседу?

Тут вновь раздались шаркающие неторопливые шаги в коридоре и вскоре показалась Герасимовна, выполнявшая здесь, видимо, всю ту работу, которой не обучают в училищах, попросту – черную. В руках ее была оловянная чашка с кашей, а вернее сказать – запаренным дробленым зерном, и стакан остывшего слабо-коричневого напитка, должно быть – местного чаю. Расстояние между прутьями решетки было достаточно большим, и старухе не пришлось отмыкать тяжелый замок, чтобы передать мне съестное. На мой вопрос, как долго мне еще ждать вызова, Герасимовна, получившая, видимо, инструкции на мой счет, ничего не ответила. Моя неуклюжая попытка пошутить по поводу ее тяжелой доли также не вызвала никакой реакции, и я, убедившись, что разговорить Герасимовну мне не удастся, отступился.

Каша была пригоревшей и горькой на вкус, но я, испытывая волчий голод, не отступивший даже перед лицом моего отчаянного положения, проглотил все до крошки, запив бурду теплой жидкостью из стакана. Насытить меня это не могло, но было все же лучше, чем ничего. Через пару лет продовольственное положение в этой местности станет еще хуже, и тогда уж заточенным здесь несчастным сумасшедшим не придется рассчитывать даже на это. Плохо, что для мертвого моего соседа ничего не принесли – вторая пайка пришлась бы мне кстати.