Вряд ли кто-то не понимал, что всё это иллюзии, но люди стремились выжить и потому предпринимали любые попытки. Гермоворота открыли, центральный костер сложили ближе к выходу, чтобы дым выходил сразу, и после нескольких неудачных попыток разожгли. Огонь разгорается, принося тепло, дым валит в распахнутые ворота, идущая оттуда радиация невидима и не ощутима, и кому-нибудь может показаться, что ещё не всё потеряно…
– Люди, помогите мне вынести больных, – тоскливо повторил фельдшер, окидывая людей просящим взглядом: – я один не смогу…
– Мне нужно обогреть и накормить ребёнка! – ответила ближайшая женщина. – Я не могу сейчас вам помочь!
– Отогреемся, поедим, потом вынесем! – поддержал её какой-то мужчина. – У меня пальцы окоченели, в руках ничего не держится!
Остальные ответы были в этом же роде, и фельдшер устало побрёл в медпункт, зябко кутаясь в заляпанный грязью медицинский халат. Становится всё холоднее, ему бы самому не помешает отогреться… Позади послышались множественные шаги, и он обернулся, надеясь увидеть помощников. Оказалось, что спешившие следом люди торопятся добраться до мебели, чтобы пустить её на растопку. Лежащих на столах и кушетках обессилевших больных перекладывали на пол, через тех, кто уже лежал на полу, перешагивали, словно через мусор, и тащили мебель к выходу. Негабаритные столы разламывали прямо на месте, в темноте наступая на пациентов. Кто-то из них издавал слабые стоны, но большая часть находилась без сознания, и отстранённо наблюдающий за разгромом мебели фельдшер подумал, что в сознание им не прийти уже никогда. Быть может, для них это даже к лучшему…
* * *
Терзающая бессознательное тело жажда усилилась, и Антон с трудом разлепил воспалённые веки, прислушиваясь к непонятному монотонному голосу. Мутная пелена перед глазами прояснилась, и он увидел потолок спецпалатки, освещенный тусклым светом. Монотонная бубнилка оказалась шумом портативной фильтровентиляционной установки, и Овечкин попытался сесть, с мучительной гримасой сопротивляясь боли, терзающей все имеющиеся у тела мышцы. Взгляд натолкнулся на какой-то расплывчатый силуэт, и несколько секунд Антон непонимающе смотрел на непонятное существо, переходящее от одного лежащего человека к другому. Потом он понял, что видит Порфирьева, всё ещё облаченного в своё секретное спецназовское снаряжение. В руках у него был какой-то грязный пакет, из которого тот доставал какие-то тряпки и укладывал их на лбы больным людям. Судя по покрывающей пакет испарине, амбал принёс его с улицы. Видимо, таким способом он охлаждал сложенные внутри тряпицы для холодных компрессов. В палатке было достаточно опрятно, следы рвотных масс вычищены, вокруг стояла тишина. Люди были распределены по палатке, все спали либо находились без сознания.
– Олег… – Овечкин повысил голос, привлекая внимание Порфирьева, но тут же схватился за голову. Звук собственной речи больно ударил по гудящему мозгу, и Антон зашептал: – Дай воды…
– Фляга возле печки, – ответил тот, продолжая возиться с больными. – Много не пей, воды мало.
Овечкин нашёл взглядом печку и замер, замечая замершую возле входа жену. Дилара сидела на прорезиненном полу, неподвижная, словно истукан, и смотрела невидящим взглядом на объёмистый сверток метровой длины, лежащий рядом. Чуть поодаль от неё, тоже на полу, спал Давид, и сиплый присвист его неровного дыхания тонул в тихом гуле фильтровентиляционной установки.
– Диля? – Овечкин заторопился к жене. – Как ты себя чувствуешь? С тобой всё в порядке? – Он подхватил армейскую флягу с водой, лежащую возле печки. – Пить хочешь?
Антон торопливо отвинтил крышку и протянул флягу Диларе, но та не шелохнулась. Тогда он сделал глоток сам. Теплая вода отдавала какой-то химией, но едва организм ощутил во рту влагу, пить захотелось настолько сильно, что Овечкину стоило огромных трудов остановиться и не осушить полупустую флягу целиком.
– Надо дать воды Амине, – он заставил себя оторваться от горлышка и поискал глазами дочурку.
Амины нигде не было, и он осмотрел палатку ещё раз. Его взгляд вернулся к лежащему возле жены свёртку, он увидел остекленевший взгляд Дилары и всё понял.
– Что… – Антон запнулся от ужаса. – Как это… Не может быть… этого не может быть… Развяжите её! Она без сознания, она может задохнуться! Ей необходим воздух!
Овечкин бросился к свертку, вцепляясь в измазанный грязью брезент, и попытался развязать узел.
– Не надо… – тихо произнесла Дилара бесцветным голосом, не двигаясь с места. – Не тревожь её… Ей было очень больно… Не развязывай… не хочу видеть…
Она вновь умолкла, не переставая смотреть в никуда, и Антон замер, не в силах отпустить свёрток. Он упал на колени, уткнувшись в свёрток головой, и зарыдал.
– Убери голову, – негромко прорычал Порфирьев. – Брезент фонит.
– Что?.. – Овечкин посмотрел на него мутным взглядом, и вскочил, вспыхивая ненавистью: – Это ты виноват! Ты! Надо было оставаться в метро! Убью, сволочь!!!
Антон бросился к ближайшему спящему военному и схватил его автомат. Порфирьев резким движением выхватил боевой нож и мощным броском отправил его в голову Овечкина. Прежде, чем Антон смог что-либо понять, тяжёлая ножевая рукоять врезалась ему в лоб, и он упал навзничь, роняя оружие и хватаясь за раскалывающуюся от боли голову.
– Я тебя за собой силой не тащил, – флегматично изрёк Порфирьев, укладывая на лоб Петровича очередной холодный компресс. – Сами пошли.
– Капитан… – очнувшийся генерал поднял голову и хрипло просипел: – Не убивай его. Инженер-механик может пригодиться. Нам потребуется техника, иначе все передохнем.
– Я в курсе, – безразлично ответил амбал. – Ему рукоятью прилетело. Жить будет.
– Дети умерли? – Генерал откашлялся, и его голос стал внятным. – Не пережили интоксикацию?
– Девочка умерла, – сообщил амбал без тени эмоций. – Парнишка выжил.
– Повезло, – генерал опустил голову. – Думал, оба умрут. Передозировку антирада без биорегенератора не каждый взрослый пережить может. Радуйся, инженер… есть чему. Все, кто остался в метро, не проживут и пары суток. Капитан, сколько мы уже здесь?
– Четырнадцать часов.
– Значит, ещё десять – и можно выходить. – Генерал с трудом огляделся: – Ещё потери есть?
– Больше нет. – Порфирьев сделал паузу и добавил: – На этот раз. У нас больше нет антирада.
– У нас есть, – генерал закрыл глаза, – поделимся… Попить бы… есть вода?
– Талая. Я отфильтровал и провёл обеззараживание. На вкус дрянь, зато пить можно. Понемногу.
Здоровяк скользнул взглядом по отброшенной Овечкиным незакрытой фляге и достал ещё одну, уложенную между спящими больными. Порфирьев передал её генералу, и тот жадно приложился к горлышку. Он сделал несколько глотков и отдышался, с сожалением взвешивая флягу в руке.
– Как ты выходишь за снегом без антирада? – поинтересовался он. – У тебя защита слабая.