– Не отравится, – успокоил его офицер, лениво косясь на заплатку из куска брезента, закрывающую пулевое отверстие в скафандре Овечкина. – Фильтр делался с учетом того, что его порошок может попасть в носоглотку. Биологически он не опасен. А вот радиоактивная пыль, которую он поглотил, совсем не безвредна. Так что с лёгкими у тебя могут начаться проблемы. Но медиков у нас нет, так что старайся дыхание не сбивать, чтобы не перегружать фильтр.
Офицер потерял к проблемам окружающих интерес и тоже закрыл глаза. Тяжёлый полог палатки захрустел липучками, и внутрь, пригибаясь, вошёл боец в штурмовом комплекте. Судя по голосу, это он вёл сюда их группу. Порфирьев подал ему какой-то знак, они отключили рации и заговорили напрямую, усаживаясь рядом. Антон прислушался, стараясь уловить тихий разговор. Амбал выяснял у лейтенанта подробности о противнике, тот рассказывал, и Овечкина вновь охватил страх.
– Я был от него в тридцати метрах, – объяснял лейтенант. – С такого расстояния его не разглядеть. Но в тот момент он двигался точно на свет ложной цели, и две огневые точки сообщили, что видят его отчетливо, могут пропустить мимо и атаковать с тыла. Я ни черта не видел, тепловизор его не берёт, ночник показывает сплошную пыль и на вдвое меньшем расстоянии. В общем, отдал приказ огневым точкам действовать по обстановке. Секунд через двадцать они открыли огонь, и робот ударил в ответ чем-то тяжёлым, понятия не имею чем. Наверное, термобарическими, потому что осветило всё, как днём, и его самого тоже. Пылища кругом стеной, так что увидеть можно было только силуэт. Робот имеет человеческие очертания, высота три метра, вес не меньше полтонны, в головной надстройке размещена пара лазерных элементов. Самих лучей не видно, наверняка они вне видимого диапазона, но глаза робота светятся кроваво-красным, их можно заметить, если они направлены в твою сторону.
Лейтенант криво усмехнулся.
– Так я их и заметил. Сразу после нас накрыло ударом. Может, нас спасла гора обломков, за которой я распределил людей… Может, робот бил не прицельно, а отработал на подавление… Короче, нас перемешало с бетонным хламом, и я потерял ещё одного. Двоих пришлось выкапывать, оба с контузиями, но уцелели, только экзокорсеты и усилители конечностей переломало. Теперь носим оставшиеся штурмовые комплекты по очереди, кто восстанавливается после антирада, отдаёт свой комплект другому. Это всё. От обеих огневых точек остались лишь обугленные камни и лужицы расплавленного металла. Робот ушёл.
– Он вышел из боя потому, что получил повреждения, или потому, что не смог засечь ваше точное местоположение? – задал вопрос Порфирьев.
– Сначала я думал, что из-за повреждений, – лейтенант покачал головой. – Мы попытались уйти, воспользовавшись возможностью, но прошли меньше полукилометра и натолкнулись на ещё одного. Пробовали обойти, сначала слева, потом справа. Но на пути всегда оказывался один из них. Думаю, их много, и выход из строя одного робота не остановил бы противника. Больше похоже на то, что они нас не заметили. Хладагент в экзокорсетах ещё держится, и тепловизоры нас не видят. Датчики металла бесполезны, это же город, среди обломков полно металла. Сплошная стена пыли затрудняет им обзор сильней, чем нам.
– Можешь показать на карте, где был бой? – Порфирьев завозился с интерфейсом своего комбинезона. – И где происходили другие контакты с противником?
– Бой был тут, – лейтенант коснулся небольшой панели управления где-то на внутренней стороне левой руки, просовывая палец между металлических направляющих усилителя руки. – Принимаешь?
– Принимаю, – ответил Порфирьев. – Точка получена.
– А видели мы их везде, – лейтенант не стал больше возиться с передачей данных. – Стоит отойти от ложных целей на полста метров в любую сторону, как впереди, в темноте, появляются красные глаза. Так что фонарь лучше не включать не только ради маскировки. В темноте робота можно обнаружить раньше.
– Понятно, – изрёк Порфирьев. – Спасибо за помощь. Есть что-нибудь ещё?
– Да, – кивнул лейтенант. – Противнику может оказывать помощь один из наших, в смысле бывший. Собственно, вы потому и попали под раздачу, засада приняла вас за него.
– У вас был предатель? – уточнил амбал. – Его взяли в плен или сам сдался?
– Там всё как-то странно произошло, – в голосе лейтенанта мелькнула неуверенность. – Мы его толком не знали, он из ФСО, чей-то телохранитель. Выходил из Раменок в составе нашей группы. Выживших, кто к нам присоединился, было вдвое больше, чем своих, и почти всех я до этого не видел. Его тоже. Высокий, глаза светлые, вот и всё, остальное в гермошлеме не видно, да я его особо и не разглядывал. Он в головном дозоре шёл, когда мы в первый раз с роботами столкнулись. Тогда ураган налетел, камни величиной с гравий потоками несло, все забились, кто куда, и залегли. Когда всё стихло, его на месте не оказалось, а боец, который шёл с ним в паре, ничего не видел. Попробовали искать, разбились на группы. Через полчаса группы вернулись, одна из них доложила, что видела в свете пожара на другой стороне кратера две фигуры: его и робота. Шли рядом, судя по движениям, разговаривали, руки у него были свободны и оружие на месте. Но штурмового комплекта уже не было. Поисковики пробовали привлечь их внимание выстрелами, но те зашли в тень и пропали из вида. Это всё.
– Действительно, странно, – задумчиво согласился Порфирьев, поднимаясь. – Ладно, пора идти, время дорого!
Он покинул палатку, лейтенант вышел следом, и потрясенный Антон несколько секунд обдумывал услышанное. Роботы-убийцы! Это была не галлюцинация! Он видел такого робота! И Давид его тоже видел! Хорошо, что робот их не заметил… Но что тогда видела та визгливая брюнетка на станции метро?! Там каждый метр платформы был занят лежащими людьми, не заметить никого робот просто не мог! Но он никого не убил, и вообще, его так и не нашли. Может, у брюнетки всё-таки была галлюцинация? Да и как робот мог проникнуть на станцию, не открывая гермоворот? Все тоннели расплющило и засыпало, Антон осматривал их лично, когда следил за Порфирьевым. Кстати, Порфирьев ничего не сказал о том случае с брюнеткой и её ложной тревогой, а ведь это он два часа подряд искал монстра по всей станции. Конечно, может, амбал не стал об этом говорить потому, что не поверил той брюнетке и считал её рассказ бредом. Пожалуй, пока Антону тоже лучше помалкивать. Но что-то во всём этом не так, он это чувствует…
* * *
Порфирьев вернулся через полтора часа. Всё это время группа просидела в палатке, отогреваясь у походной печки, и никто не произнёс ни слова, только маленькая Амина жаловалась на голод и боль в пустом животике. Кто-то из военных выдал людям по маленькой банке армейских консервов и показал, как пользоваться отхожим местом, обнаружившимся в дальнем углу палатки, отгороженном встроенной в конструкцию ширмой. Военный с кривой ухмылкой посоветовал не выходить наружу ради отправления естественных надобностей, если кому-то ещё дороги собственные половые органы, и велел Антону после всех вынести резервуар с отходами на улицу, опорожнить и установить обратно. Овечкин подчинился, справедливо рассудив, что с военными лучше отношения не портить, так как с ними шансы выжить намного больше, нежели с психованным нациком, убивающим людей направо и налево. Антон обдумывал, стоит ли рассказать офицерам об убийстве Порфирьевым шестерых гражданских людей, но оба офицера всё это время провели в болезненном сне, и будить их он не решился. Кто знает, как они отреагируют на его информацию? В конце концов, они же военные, значит, в какой-то мере все заодно… В интернете много говорилось о круговой поруке в спецслужбах. Потом в палатку вошли Порфирьев с лейтенантом, и стало не до этого.