– Теоретически, спасатели из малых городов, которые не подверглись бомбардировке… если такие есть, – ответ Антона больше предназначался самому себе, нежели жене. – Но к тому времени, когда они доберутся до нас, мы погибнем. Нам нельзя оставаться здесь, в метро. Вот если нас впустят в бомбоубежище…
– А если нет? – снова перебила его Дилара. – Если не впустят? Что, если они действительно отгородились от всего мира, ничего не слышат и даже не включают ту камеру? Что тогда? Сколько мы проживём? Без тепла, еды, света, с отравленным воздухом и водой? Неужели ты не видишь? Порфирьев умирать не собирается, я тебе об этом уже говорила! У него есть план, и он что-то знает, раз собрался спасать своих! Я сразу поняла, как только вошла в слесарку! Они все четверо одинаковые: светлоглазые и светловолосые! Видел, какая у них щетина? Соломенного цвета! Я раньше думала, что Порфирьев красится в блондина, потому что больной на голову нацик! А он на самом деле блондин. И те трое, они почти такие же, даже старик, хоть он сильно седой! Ты видел такие бороды ещё у кого-нибудь на станции? Я – нет! Чёрных и рыжих полно, а соломенных нет! Этот чертов нацик собрал своих, и ты в их числе, на остальных ему плевать!
– У меня волосы тёмные, – возразил Антон. – У педиатра и фельдшера тоже. Людей со светлыми глазами и чёрными волосами я видел на станции и помимо нас. И светловолосых женщин тоже видел. Если ты права, то принцип, по которому он выбирал, мне непонятен.
– Какая разница?! – Дилара закатила глаза. – Если тебе так важно, спроси у него! Только потом, когда он нас отсюда выведет! А блондинов тут больше нет, можешь мне поверить! У всех корни тёмные, я внимательно смотрю на каждого человека с того момента, как он отшил ту визгливую брюнетку! Сейчас главное, что он не бросил тебя здесь! А вместе с тобой и меня, и наших детей! Поэтому бегом к нему и не вздумай всё испортить какой-нибудь глупостью! Ты понял?! От тебя зависит моя жизнь и жизни Амины с Давидом! Что ты стоишь?! Давай! Возвращайся! Я тут сама справлюсь!
Она побежала за детьми, и Антон поспешно вернулся в слесарку. Все уже наполовину были снаряжены, и ему пришлось поспешить, надевая скафандр. Пока Петрович помогал гражданским герметизировать скафандры, Порфирьев возился со своим рюкзачищем. Интересно, где он его прятал? Антон бывал в слесарке неоднократно, и осмотрел все шкафы и ниши. Рюкзака там не было, но сейчас он в руках у Порфирьева, а из слесарки тот не выходил. Здесь либо имеется тайная ниша, либо за одним из шкафов есть дверь в ещё одно помещение, о котором Антону не сказали. Значит, не доверяют. Дилара права, теперь ему от Порфирьева лучше не отходить.
Тем временем Порфирьев частично сложил свой рюкзак, который теперь был втрое меньше, чем изначально, и вручил его молодому технику. Тот надел рюкзак, амбал выдал всем по капсуле антирада и велел выходить. Выход из служебных помещений облаченной в скафандры группы вызвал у людей мгновенный интерес, и толпа у гермоворот образовалась прежде, чем Петрович начал их открывать. Стремясь избежать осложнений, Антон заявил первое, что пришло в голову:
– Проводится проверка отремонтированной системы воздухоснабжения! Я должен протестировать скафандры в реальных условиях! – и торопливо выскочил за гермоворота.
Следом вышли молодой техник с пожарным, Порфирьев с карабином на груди остался внутри. Воротина захлопнулась, и все трое, морщась от боли в ноющих мышцах, принялись подниматься по ступеням мертвого эскалатора. После вчерашнего похода мышцы ног ужасно болели, и, прежде чем группа добралась до нагнетателя, пришлось отдыхать трижды. Здесь все уселись на ступени в ожидании Порфирьева и остальных. Антон сверился со счетчиком Гейгера и наскоро провёл в уме расчет. Выходило, что там, внизу, у гермоворот, уровень радиации составляет двадцать рад в час, что в три раза выше, чем за гермоворотами, и в пять раз выше, чем на станции. Но тут, на уровне нагнетателя, уже триста пятьдесят рад в час. И продолжает расти. Значит, растёт и внизу. После истощения запасов электричества фильтровентиляционная установка станет бесполезна, и рано или поздно гермоворота придется открыть, чтобы не умереть от удушья. Какой уровень радиации будет к тому моменту внизу, перед воротами, можно только гадать… Антон подошёл к аккумулятору, питающему нагнетатель, и посмотрел на индикатор заряда. Петрович ошибся. Видимо, не учел, что вращающиеся механизмы забились пылью, и на их проворачивание уходит больше энергии, чем на чистую работу. Аккумулятор опустеет уже завтра утром. Отсюда надо уходить. И лучше всего сейчас, до того, как здесь начнётся хаос.
* * *
Станцию удалось покинуть только через два часа вместо запланированного одного. За это время уровень радиации в районе нагнетателя повысился на семь пунктов, а температура упала до плюс двух по Цельсию, и это очень убедительно доказывало правоту Порфирьева. В ожидании его затянувшегося появления Овечкин нервничал, опасаясь кровавой резни на станции, но всё обошлось. Порфирьев появился в сопровождении огромной толпы наглухо замотанных кто во что людей, и выяснилось, что задержка произошла из-за того, что пришлось ждать, когда все желающие подготовятся к выходу. Толпа оказалась заранее разбита на три части, и Порфирьев сразу принялся направлять людей по маршрутам. Четверо облаченных в скафандры и десяток туго укутанных в самодельные защитные накидки с касками и респираторами активистов первыми вышли из норы вслед за Порфирьевым, остальные остались ждать на засыпанных радиоактивной пылью ступенях эскалаторов.
– Они пойдут искать второе бомбоубежище, – объяснила Антону жена. – Антирада у них нет, но есть спиртное, они считают, что оно частично выведет радиацию из организма.
– Это же очень спорный вопрос! – возразил Антон. – Это не доказано!
– Но и не опровергнуто, – голос Дилары в респираторе звучал глухо, – они решили рискнуть. Петрович закачал им в навигатор карту с объектами ГО, а Порфирьев как-то там по-своему привязал её к местности. В итоге они посчитали, что шансы есть, потому что туда-обратно можно успеть за два часа, если всё пройдет хорошо.
– Остальные пойдут к первому бомбоубежищу? – Овечкин окинул взглядом ждущую на четырёх эскалаторах толпу. – Это не преждевременно, идти туда таким большим количеством? Мы же не знаем, откроют они или нет!
– Туда идут пятьдесят человек, – Дилара проверила, хорошо ли закупорена самодельная накидка, в которую Петрович укутал Амину. – Остальные с нами.
В каске и респираторе, скрепленными скотчем с прозрачными пластиковыми пакетами, заменяющими лицевой щиток, опутанная проводами вместо ремней и завязок дочурка, закутанная в толстые обмотки, была похожа на зловещего чёрного пингвина. Стоящий рядом Давид выглядел ещё ужаснее, и Антон понял, что терпеливо ожидающие шанса спастись люди, заполнившие эскалаторы, напоминают ему толпу нищих бездомных бродяг с какой-нибудь радиоактивной свалки за полярным кругом. Наверное, там это выглядит как-то так…
– Как это с нами? – он подумал, что ослышался. – Но нам же идти много часов по смертельно опасной радиоактивной местности! Они же погибнут без скафандров и антирада!
– Порфирьев сказал, что, если не придется ничего обходить, то идти будем порядка восьми километров. Если повезет, то сможем дойти за два-три часа. – Дилара строго велела дочурке прекратить хныкать, и продолжила: – Многие решили, что за это время не успеют погибнуть. А в Раменках им окажут квалифицированную медицинскую помощь. Раз это секретный правительственный город, то там есть всё. В общем, много людей не захотели ждать спасения, не все доверяют властям. А кто-то не доверяет Порфирьеву, хотя я думаю, что это уже перебор. Он правду сказал: хотел бы уйти со своими, ушёл бы, и никто бы даже не понял. Короче, уйти со станции хотело народу ещё больше, но респираторов было только сто. Поэтому всё так сильно задержалось – люди делали себе защитную одежду из того, что было под рукой. Там, на станции, не осталось вообще ничего, что можно использовать в качестве одежды, всё пошло на накидки, даже обивка.