Иван Молодой. Власть полынная - читать онлайн книгу. Автор: Борис Тумасов cтр.№ 79

Со всей равнинной Молдавии пригнали пять красавиц. Сам господарь Стефан отобрал их в табунах. Хотел зятя Ивана Молодого порадовать.

И угодил. Князья и бояре на просмотр собрались, восхищались. На выводке ехали: что за сказочные кони!

А еще удивлялся московский люд старому табунщику, молдаванину Ласко. Длинноусый, безбородый, лицо как из камня высечено.

И было чему поражаться московскому народу: сколько лет живет Ласко на свете, усы отрастил, а щеки бреет. Русскому мужику борода в честь и в похвальбу, а этот ровно немец какой…

Долгую дорогу проделал Ласко, пока коней в Москву не пригнал. Лихих людей опасался: ну как каневские казаки наскочат либо татары крымские? Угонят лошадей, господарь Стефан шкуру спустит.

И только когда в Москву въехал, выкрикнул:

- Ой-ля!

Что на языке старого табунщика означало удовлетворение. Исполнил наказ Стефана.

Неделю пробыл Ласко в Москве, мало кто заметил, как уехал он в свою Молдавию.

Далекая северная окраина Московской Руси. Где ее начало, где конец? Одни говорили, что у моря Белого, а иные утверждали, что у Студеного океана.

Но молодой великий князь знал, государь велел ему пройти до неведомого Каменного хребта, до его северной оконечности.

Едва теплом пахнуло, а Иван Молодой уже ратников скликал, охочих людей, чтоб с ними проделать этот нелегкий путь. Подбирал людей бывалых, знающих.

Первые дни жил у посадника Великого Устюга. Город сплошь из дерева. Из дерева и церковь, и терема, и избы посада. Все щепой крыто. А стены городские приземистые и башни угольчатые, бревенчатые.

Река Северная Двина подмывает город, пристань небольшая, лодки рыбацкие на холодной воде покачиваются.

Мал городок Великий Устюг, да весь север Московской Руси стережет.

Отсюда с ратными людьми и воеводой, крепким, кряжистым мужиком Силантием, пошел князь Иван по задуманному пути.

Местные жители показывали дорогу, великий князь нанимал проводников, знающих край.

Первое время шли рекой Вычегой. До самого малого городка Соль-Вычегодская легко добрались. Здесь пополнили в дорогу запасы мороженой оленины и рыбы.

Передохнули ратники, в баньке попарились. Знали: дальше, где еще такое блаженство испытаешь, вот так на полке лежишь, веничком березовым похлестаешься, попаришься вдосталь.

Городок Соль-Вычегодская - всего-то пять просторных рубленых палат да церковка. А за острогом избы одна к другой лепятся.

Дальше ратники санями-розвальнями ехали. Князь Иван с воеводой в легких санках умащивались, впереди всего поезда дорогу прокладывали.

Пробирались землями народа зырян. От чума к чуму путь молодого князя пролегал.

Мирный народ зыряне, охотники, рыбаки. Гостям рады. Князь Иван говорил им:

- Вы теперь в государстве Московском живете.

Зыряне улыбались, а как им понять, что такое Московское государство, у них своя жизнь, свои заботы. Если за данью доберутся к ним, то они отдадут, что от них потребуют.

По пятнадцать-двадцать верст шли ратники князя Ивана лесами, переправлялись через реки и притоки, брели по грудь в снегах, санями поклажу тащили, и молодому князю казалось, что не будет конца их пути.

Но однажды воевода Силантий остановился и долго смотрел на темневшие вдали угрюмые скалистые утесы. Наконец повернулся к молодому великому князю, посветлел лицом:

- Вон тебе, князь Иван, и кряж верхнего конца Каменного пояса. За ним леса вековечные, и живут там народы разные, одним словом - инородцы…

Великий князь велел охочим людям сделать привал, лагерь устроить. Объявил:

- Здесь, у гор каменных, что поделили землю на две половины, Европу и Азию, и будет конец нашему пути. В этом месте срубим городок сторожевой, поставим избы и терема, людом заселим, чтоб всему свету стало ведомо, земля эта государства Руси Московской, Русь!..

Только в августе вернулся Иван Молодой в Москву. К тому времени княгиня Елена сына родила, Дмитрия.

В последние годы сдал Иван Лукинич, бывший новгородский посадник. В росте будто уменьшился, совсем облысел, один череп, а козлиная борода жидкая, белая. И лишь глаза, глубоко запавшие, настороженные, из-под седых кустистых бровей посматривают.

Выберется Иван Лукинич из своих хором, что на правом берегу Волхова, пройдет мостом волховским на левую сторону, на Детинец поглядит. Стоит, да и что с ним станется? От времен Ярослава красуется. Заглянет в Софийский собор. Малолюден. Только на паперти нищие и убогие мисками деревянными постукивают, руки тянут. Ну, они во все времена попрошайничали.

Иногда на торг заходил. Захирело торжище, редкий немец объявится, да и то не понять, свое продает либо скупает.

Из собора Иван Лукинич на вечевую площадь выбрался. И она пустынна. Прежде бывало, ударит колокол, сбежится народ, со всего Новгорода привалит и спорит, ругается, до кулаков дело доходило. Судьбу города решали. Одним словом, республика была. А ноне?

Нет, не тот Новгород Великий!

И вздохнет Иван Лукинич.

Иван Третий своими походами всю жизнь сломал. Разве мог забыть бывший посадник, как снимали вечевой колокол или как увозили опальных бояр? Как гордо отправилась в ссылку Марфа Исааковна, не сломленная, не униженная!

Его, Ивана Лукинича, на поселение не отправили, посчитали, что он против Москвы голоса не подавал, а тем паче ничего дурного не говорил о великих князьях московских…

Тихо жил Иван Лукинич.

Но так ли? Он, посадник, всегда к Литве тянул, но делал это осторожно, чтоб, не доведи Бог, заметили…

А вот владычный ключник, всесильный Пимен, ненавистник московский, сколько раз бояр на Ивана Третьего подбивал, Марфу Исааковну Борецкую настраивал за Казимира ратовать, письма в Литву посылать, сына туда она наряжала. А когда Пимена на суд и расправу к Ивану Третьему потащили, распустился, слезы ронял, бояр и саму Марфу Исааковну выдал да еще многих иных оклеветал, жизнь свою спасая.

Ох, грешен он, грешен. А ведь в сане ходит!

Много раз после того видел его Иван Лукинич - все такой же стремительный в движениях, глазки лукавые, по сторонам так и зыркают.

Надежду ключник питал, что изберут его во владыки новгородские, Марфа Исааковна руку к тому прикладывала, деньги жертвовала немалые. Спас Господь, не избрали…

Поднял глаза Иван Лукинич туда, где прежде вечевой колокол висел, тревожно забилось сердце. Пустынно вокруг, сиротливо. Нет помоста, на котором в добрые времена он, тысяцкий, архиепископ стояли. Все кануло навечно…

Закрыл глаза на минуту - и вдруг наваждение: Марфа Исааковна перед ним явилась. Смотрит строго и голосом властным вопрошает. Точнее, не вопрошает, а укоряет: