И как на подбор — все мужчины: сыновья, внуки. Покойный Кирилл Арсентьевич оставил после себя знаменитый след не только в отечественном кинематографе. Катя, как и вся страна, в эти траурные дни постоянно видела на экране телевизора знаменитые базаровские фильмы — от жизнерадостных сталинских комедий начала 50-х, о том, «как хорошо в стране советской жить», до добротных экранизаций русской классики. Патриарх клана оставил после себя не только километры ярких лент, но и крепкий род. Фамилию.
— Терпи, Катька, скоро все кончится, — Кравченко, вынырнувший из толпы, снова наклонился к Катиному уху, прервав цепь ее размышлений. — На поминки не поедем.
Батя сказал: гуляй, молодежь, свободна.
— Нас с тобой, дорогуша, — Катя не удержалась от колкости, — на эти поминки никто и не звал. — А затем непоследовательно и по-женски любопытно уточнила для порядка:
— А где поминки, в ресторане?
— В Доме кино. А насчет того, что «не приглашали», ты зря. Все схвачено у нас. Только что нам там делать — одни стариканы там соберутся, былое начнут вспоминать.
Катя только вздохнула: драгоценный В. А, снова в своем репертуаре.
Кравченко-младший после окончания института им. Лумумбы, господи, как же давно это было, пошел по стопам героического родителя. Однако уже в 1993-м, после известных событий, покинул ряды КГБ — ФСБ и в погоне за длинным долларом повторил судьбу многих своих коллег — стал профессиональным, как он выражался, телохраном. Последние годы он возглавлял службу безопасности при персоне Василия Чугунова — скандально знаменитого своей дурью московского толстосума. — поговаривали, что у него капитал больше, чем у самого Бориса Абрамовича, более известного в определенных кругах под псевдонимом Чучело.
Увы, удача отвернулась от кравченковского босса: на почве хронического алкоголизма с возрастом обострились многочисленные болячки, и Чугунов тихо и неуклонно начал загибаться. В настоящее время служба Кравченко при нем состояла в основном в том, что он сопровождал босса в зарубежные клиники и санатории. Через несколько дней они улетали в Австрию, в Бад-Халь, где Чугунов должен был лечь на обследование. Кравченко говорил, что они пробудут там не больше месяца.
Катю разлука расстраивала: времени осталось только-только собраться, а тут еще эти чужие хлопоты, на которых почему-то им надо «непременно быть, потому что иначе семья Базаровых — давний и близкий друг семьи Кравченко „не поймет“…
— Катюш, а ты куда после? На работу?
Катя обернулась. Ну, конечно. Мещерский. Грустный, томный, заботливый друг семьи. И все-то Сережке знать надо. Вот как раз на работу сегодня ей и не хотелось возвращаться, хотя дела были. А у кого их нет?
Вчера, позавчера и даже сегодня утром, перед тем как отправиться на Ваганьково, она тщетно пыталась разузнать в Главке новые подробности об убийстве Игоря Сладких.
Никто из ее коллег — сотрудников пресс-центра — толком ничего не знал, сведения, скупые и устарелые, черпали из сводки. „Ты же сама была на месте, чего же ты от нас хочешь!“ — искренне удивлялись Катины коллеги и намекали: „А ты обратись к своим связям“.
Кое-какие „связи“ среди информированных кругов у Кати, как и у всякого уважающего себя и давнего сотрудника пресс-центра, естественно, водились. Однако на этот раз она хотела получить информацию не через десятые руки. Ей нужен был комментарий официального лица. И на роль его подходил один-единственный человек — Никита Колосов — начальник отдела убийств УУР ГУВД, тот самый, что сделал вид, что в упор ее не видит в Раздольске на проспекте Текстильщиков.
И этого самого Колосова вот уже третьи сутки Катя безуспешно разыскивала с собаками по всему Главку. То он на совещании у руководства, то в прокуратуре области, то в ЭКО на Варшавке, а то и просто „отлучился скоро будет, наверное“.
Сейчас, в пятницу, да еще во второй половине дня, нечего даже было и думать застать его в служебном кабинете, а посему, как веско рассудила Катя, незачем было ей и возвращаться „с похорон, да на бал“. Информации ноль. Авось минуют выходные, наступит понедельник — день тяжелый, глядишь, что-то и прояснится.
И когда Мещерский повторил свой вопрос о том, куда она собирается „после всего“. Катя честно призналась, что никаких планов у нее нет.
— Как Вадька, мне же еще вещи его собрать надо… А вообще, если честно, мне с Лизой пообщаться хотелось бы, — сказала она, — сто лет мы с ней не виделись Лизу Гинерозову Катя знала с песочницы. Некогда они жили по соседству на госдаче. Впоследствии Лиза не часто, но весьма регулярно возникала на Катином горизонте. Подругой ее было назвать нельзя, но доброй старинной приятельницей — пожалуй.
Лиза окончила с отличием институт имени Мориса Тореза (она никогда не утруждала себя полной аббревиатурой этого учебного заведения) и работала переводчиком с итальянского и французского языков в издательстве „Иностранная литература“. Потом внезапно открыла в себе талант журналиста (в издательстве стали платить сущие гроши) и начала пристраиваться на работу в богатые и стильные модные журналы.
Сейчас она подвизалась „обозревателем от кутюр“ в „Стиле нового века“, получала гонорары в конвертированной валюте, пичкая своих читателей обширными компиляциями из изданий, финансируемых крупнейшими домами итальянской моды.
Именно с момента своего „откутюрства“, как невесело шутила Лиза, словечко „стиль“ стало для нее общеупотребительным Лиза ценила и особо выделяла стиль во всем.
Катя даже подозревала, что это сорное словечко было ключевым и в самом главном на сегодняшний момент счастливом событии Лизиной жизни — ее предстоящем бракосочетании со Степаном Базаровым, внуком того самого Кирилла Арсентьевича, гроб которого все никак не могли торжественно придать земле: высокая делегация все задерживалась и задерживалась.
Лиза стояла рядом со своим будущим свекром Владимиром Кирилловичем Базаровым — старшим сыном „патриарха“. Катя видела в толпе ее склоненную рыжую головку, букет белых роз, который Лиза крепко прижимала к груди. Лизу, конечно, нельзя было назвать красавицей, но порода и шарм в ней были. А еще обаяние. А еще удивительный взгляд (такой, пожалуй, не забудешь) огромных серых глаз. Такими глазками можно сразить сердце даже такого завидного жениха, как этот Степка…
Много лет назад Базаровы тоже жили на госдаче. В оные времена Владимир Кириллович трудился на посту завотделом ЦК, затем перешел на руководящую работу в Министерство нефти и газа. Когда впоследствии, в начале 90-х, в стране все резко изменилось, он нашел себе теплое местечко в совместном российско-канадском предприятии и там начал процветать и сколачивать капитал. И сейчас, в мае 1997-го, Лизе доставался не только жених — „молодой человек из приличной московской семьи“, но и завидный свекор — весьма представительный и весьма состоятельный капиталист-государственник.
По госдаче Катя Базаровых-младших вообще не помнила — мала была, глупа, а вот по университету… Когда она поступила на первый курс юрфака МГУ, братья Базаровы учились на четвертом. О них на факультете говорили три основные вещи: знаменитый дед — „Ну тот самый, кино видела?“, высокопоставленный папа и „одна тачка на двоих“. На восемнадцатилетие дед подарил внукам „Жигули“, что в конце 80-х означало прямо царский подарок.