– А вот тот случай, что тут еще раньше был, примерно за год до пожара, я вот стал там, в отделе разбираться, информацию уточнять… – Гущин прищурился.
Катя вся обратилась в слух: о чем это он? Не об убийстве Заборовой – это уж точно.
– А, когда машину нашли брошенную, так это, правда, за год до того было. Помню… труп все в лесу искали… парень вроде пропал молодой совсем… Тоже не нашли ничего тогда, одну машину. Решили, мол, краденая, угнали, мол, а хозяина где-то по голове тюкнули, а может, зарезали и бросили. Только это не здесь было, это как раз возле Семиврагов, на лесной просеке.
– Федор Матвеевич, я ничего не понимаю, – шепотом сказала Катя полковнику Гущину. – Объясните, пожалуйста.
Он лишь засопел: тебя здесь только не хватало…
– Зачем Мазин приехал сюда? – повторила Катя свой вопрос, на который прежде так и не получила ответа.
– Знаешь, какая давность смерти? – вопросом ответил Гущин.
– Нет, какая?
– Двое суток. А это значит, приехал он сюда к дому лесника на следующий день после того, как был у меня. И этот адресок я ему подсказал по его же просьбе.
– То есть как это?
– Ну не этот непосредственно, а деревню Семивраги, что тут в нескольких километрах. Помнишь, я говорил, что он через столько лет решил делом о пропаже сына гадалки одной заняться… Не гадалки, а как там ее, черт… ясновидящей, что ли, ну предсказательницы знаменитой Саломеи…
– Да, да, я помню, вы говорили. Но при чем тут все это?
– При том, что машину сынка ее пропавшего без вести как раз возле этих Семиврагов и нашли одиннадцать лет назад. Именно эту информацию он и просил подтвердить, и я ему наш архив поднял.
– Но сюда-то он зачем приехал, на место сгоревшего дома?
– Я Мазина много лет знал. Просто так смотаться «посмотреть» – это не для него было, он всегда на конкретного человека выходил. Умел это самое – фигурантов цеплять. Могу ошибаться, конечно, но сдается мне, что приехал он сюда – в лесничество, к тому самому леснику. Вероятно, не знал, что тот уж давно на том свете и от дома его одни головешки остались. А кто-то здесь на него с топором… Тридцать четыре раны на теле… Кисть вон отсек, как сухой сук…
Гущин не договорил – раздался какой-то странный звук: где-то там, в глубине леса, что-то треснуло, а потом застонало. Может, старая ель, чьи корни давно сгнили, а трухлявый ствол уже не выдерживал собственного веса, готовясь рухнуть от малейшего порыва ветра?
А может, это было что-то еще?
Глава 27
БРАТ
Они сидели в ресторане и пили шампанское, когда он подошел к их столику как ни в чем не бывало.
– Привет. Как мило вы тут устроились, Петруша… А я вот один маюсь. Всегда один. Будем знакомы, – он протянул руку Августе, – Григорий, для вас можно просто Гриша.
Августа поставила бокал с шампанским. Рука, протянутая ей Григорием Дьяковым, так и осталась парить над столом, уставленным закуской.
– Так, ясненько… А разве братец Петруша не сказал, что у него есть я, младшенький?
– Августина, это мой брат, – Петр поднялся.
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ПАНОРАМНЫЕ ВИДЫ СТОЛИЦЫ С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА, ВОЛШЕБНЫЕ ЛЕТНИЕ ЗАКАТЫ…
Так написано о ресторане Sky во всех рекламных проспектах. Sky… Мы отправимся на небо, мы отправимся прямо на небо… Августа повторяла это как детскую считалку, когда Петр Дьяков вез ее по ночному городу.
– Как это у вас выходит… и грустно, и весело, и немножко мороз по коже, – усмехнулся он.
– Почему «мороз по коже»? – спросила она, закуривая сигарету.
– Так, просто… Мы отправимся на небо… Да я с вами, с тобой куда угодно, вот это я давно уже хотел тебе сказать.
– Мы знакомы меньше недели, – она засмеялась, стряхивая пепел в окно. – Не будем забегать вперед, ладно? Всему свое время.
И вот его брат появился у их столика в ресторане Sky. Немножко пьяный, слегка взвинченный, но вроде бы вполне обычный парень… молодой…
ОТКУДА ЖЕ ЭТО ОЩУЩЕНИЕ ОПАСНОСТИ?
Августа под столом сжала кулаки, ладони разом вспотели, как тогда ночью перед дверью в комнату сестры…
Петр стоял, возвышаясь как гора. А его младший брат сел как ни в чем не бывало на свободное место и налил себе шампанского, взяв бокал брата.
– Здоровье дамы! Послушайте, а вы такая классная, оказывается… У Петьки такой никогда не водилось. Он у нас вообще домосед… тихоня…
– Слушай, пойдем выйдем, – Петр взял его за плечо.
– А что я такого сказал? Что ты домосед?
– Вставай, ну, – прошипел Петр. – Извини, Августин, я сейчас вернусь.
Они шли по проходу между столиками. На фоне огромных панорамных окон за ними тысячью огней сиял ночной город. Две тени… два фантома… Скоро их не будет… скоро ничего этого не будет… и огни погаснут…
Внезапно Августа ощутила острую боль в запястьях – ритуальные порезы, глубокие, страшные, саднили под тугими повязками, которых не было видно под рукавами накидки, наброшенной на вечернее платье.
ЧТО-ТО ПО-ПРЕЖНЕМУ СТЕРЕГЛО ИХ ЗА ДВЕРЬЮ. ЗА ЛЮБОЙ ИЗ ТЫСЯЧ, МИЛЛИОНОВ ДВЕРЕЙ… ТЕПЕРЬ ОНО ОХОТИЛОСЬ ЗА НИМИ, СЛУЧАЙНО ПОВСТРЕЧАВ ИХ МЛАДШУЮ НИКУ ТАМ…
АВГУСТА МНОГО РАЗ ПЫТАЛАСЬ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ ТО МЕСТО, КУДА ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ СОВЕРШАЛА ПУТЕШЕСТВИЯ ИХ МЛАДШАЯ, НИКА… ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА… НО ФАНТАЗИИ НЕ ХВАТАЛО…
ИНОГДА ЭТО МЕСТО ПРЕДСТАВЛЯЛОСЬ ПЕРЕКРЕСТКОМ ТРЕХ ДОРОГ, В ДРУГОЙ РАЗ МГЛОЙ, А ИНОГДА – ПОДВАЛОМ, ОТКУДА НЕ БЫЛО ВЫХОДА.
МОЖЕТ, ВСЕ ДЕЛО В ТОМ, ЧТО СЛУЧАЙНЫХ ВСТРЕЧ НИ ТАМ, НИ ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЕТ В ПРИНЦИПЕ?
– Ты чего все таскаешься, шпионишь за мной? Мать тебя послала, ну говори – она? – в мужском туалете, тесном, выложенном траурным мрамором, Петр буквально впечатал Григория в стену.
– Потише, потише, рубашку порвешь!
– Я тебя спрашиваю, мать послала шпионить за мной?
– Да чего сразу – шпионить… Просто поехал, тачку вон голоснул… Ну да, за тобой туда на Бронную и потом… Вы в машину сели такие веселые с ней… Слушай, а ничего бабенка, а? Старовата уже, конечно, но фигура что надо, спортсменка, да? Есть в ней что-то такое… глаз цепляет, на прочих баб не похожа… Я бы тоже не отказался это самое с ней… в койке пару приемчиков на выносливость…
Петр встряхнул его как мешок с картошкой. В некоторые моменты сила, что таилась в его грузном теле, превращалась в ярость.
– Пальцем ее коснешься – убью!
– Да ты что… я же просто так…
– И смотреть в ее сторону не смей, понял? Щенок!
Григорий, не меняя выражения лица, не гася какой-то шалой улыбки, что порой змеилась по его губам, ударил его снизу кулаком в подбородок. А потом еще раз молниеносно и страшно – уже в пах ногой.