Драконы ночи - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 84

– Она Романа Васильевича околдовала собой. Он влюбился в нее, – сказала Катя.

– Она нас всех околдовала собой, глаза нам отвела, мы все верили ей. И не надо никакого служебного расследования, – пылко воскликнула Анфиса. – Он… он жизнью своей там, в номере, рисковал, и если бы не он, то… Не надо служебного расследования, ну пожалуйста!

Следователь только развел руками.

– Угораздило Ромку, – вздохнул Поливанов, – ведь это ж надо так… в его-то годы…

– Вы бы ей под руку подвернулись вместо него, и вы бы не устояли, – сказала Анфиса. – Она… Шилова ведь тоже из породы этих – фокусников, гипнотизеров, волхвов.

– Кого, простите?

– Она обманщица и убийца. – Катя сравнила паспорта – фальшивый и настоящий. Одно и то же лицо. Женское лицо, в которое, наверное, можно влюбиться, расплатившись потом за все по полной – смертью в автокатастрофе на темной дороге или пулей в груди.

– Половец не был ее любовником? – спросила она Поливанова.

– Говорит, что нет. Но чем-то она ведь собиралась с ним за кровь расплачиваться. А большой суммы в баксах мы что-то в ее багаже не нашли.

– Дашу она рисовала с натуры?

– С натуры и по памяти.

– А она что, специально попросила Половца выбрать девочку в чем-то розовом?

– Я что-то не понял вашего вопроса, Екатерина Сергеевна, – сказал Поливанов. – Вы про Настю Трехсвятскую спрашиваете, так ведь? Нет, Половец на девочку и ее мать-пьянчугу вышел совершенно случайно.

Катя снова глянула на паспорта, на папку с набросками. Нет, нет, и еще раз нет – не стоит сейчас вспоминать миф сорок восьмого года, бесполезно, ни к чему…

Они переглянулись с Анфисой. Кажется, с мифами в Двуреченске покончено: на время или же навсегда – это покажет будущее.

Они и не догадывались – ни здесь, в кабинете начальника местного отдела милиции, ни на станции вечером, где их провожали на поезд благодарные Ольга Борщакова и Маруся Петровна, они и не догадывались, и не подозревали, что НОВЫЙ МИФ уже на пороге и только ждет своего часа.

Самый подходящий час – полночный, когда город тонет во мраке, когда гаснет свет в окнах, и даже на вершине Зяблинского холма становится так же темно, как и там, внизу – в провале, обернувшемся для кого-то могилой.

ИВС Двуреченского ОВД.

00 час. 48 мин.

ЕЕ привезли в отдел из областного следственного изолятора для проверки показаний на месте происшествия в ходе следственного эксперимента. Эксперимент касался эпизода в Сухом переулке. ОНА согласилась показать и рассказать на видеокамеру в присутствии понятых, как встретилась с Алексеем Половцем и как завершила эту встречу в ночи выстрелом из пистолета «ТТ».

В согласии сотрудничать со следствием и давать признательные показания крылся трезвый расчет и страх. Мысли в голове роились как шершни, отчаянные, тревожные мысли. Она ни в чем не раскаивалась, даже и не помышляла об этом. Мысли ЕЕ были совсем о другом: покушение на жизнь сотрудника правоохранительных органов, МЕНТА. Следователь с каменным лицом предъявил ей этот эпизод одним из первых и дал понять, что…

Ничего прямо не было сказано, но она насмерть перепугалась. Мысли свербели, прожигали насквозь мозги как угли: МНЕ ЭТО НЕ ПРОСТЯТ. Они, менты, они же все заодно, они всегда в таких случаях идут до конца, чтобы было неповадно, чтобы помнили, знали – такое дело, как попытка убийства одного из них, не пройдет. Они посчитаются за это. Как? Да очень просто. Ночью зайдут в камеру, глаза не успеешь открыть, как уже… Прикончат, придушат, накинут на шею удавку. И объявят потом, что так и было, что, мол, сама руки на себя наложила. Повесилась…

Днем, когда шли допросы, эти мысли как-то растворялись, линяли, уходили на второй план, однако ночью не давали покоя, лишали сна. О каком раскаянии могла идти речь? Для раскаяния в уме места не было. Ненависть и та как-то ослабла, сменилась острым чувством разочарования, стыда за собственную глупость, за неспособность все задуманное довести до конца, как представлялось в злых ядовитых мечтах после гибели Бориса Борщакова, которого она…

Его она любила по-настоящему и хотела стать его женой. А он до самого последнего своего часа предпочитал ей эту писклявую мозглячку, свою дефективную дочь, этого недоноска…

«Как же вас прикажете называть – Анна, Ида?» – спросил ее следователь на первом допросе. Она лишь пожала плечами. Зови меня Дита фон Тиз, начальник. Я всегда подражала этой дуре, этой прекрасной обманщице, реанимировавшей стиль грозных 40-х.

Черные длинные перчатки…

Алая помада…

Там, в номере, надо было сразу стрелять, прибить, прикончить их всех – патронов бы хватило, а она…

Она многое сделала не так: два паспорта, зачем она привезла с собой тот, настоящий? И права – она так и не сумела сделать права на фамилию «Шилова» (паспорт приобрела у сведущих в таких делах людей через Интернет, а вот с правами села в лужу). И теперь это тоже улика против нее. И наброски карандашом с натуры – надо было сразу все сжечь. А она не сожгла. Она была так уверена в себе, уверена, что номер ее никогда не подвергнется обыску, ведь не зря же она затеяла игру «секс в маленьком городе» с этим дураком, с этим ментом Шапкиным…

Если бы он умер, они, менты, этого бы ей не простили. А так есть шанс пожить – даже тут, в тюрьме. Следователь ничего прямо ей не сказал, конечно, осторожный, сволочь. Но она поняла, прочла между строк, она ведь не идиотка. Если будет сотрудничать, давать показания – есть шанс пожить, не сдохнуть, как навозная муха, в этих серых стенах СИЗО.

Всю косметику у нее отобрали. Нет даже осколка зеркала, взглянуть на себя. И там, в изоляторе, и здесь, куда ее привезли сегодня вечером.

Как тут тихо. Который сейчас час? Понятно, что ночь, но все же… Лампочка горит в сетке под потолком. Шаги за стеной. Кто в соседней камере? Кто ее сосед?

Почему-то мысль эта снова наполнила ее сердце тоской и тревогой.

Кто ее сосед? Почему он не спит в такой час? Отчего она тоже не может уснуть, лежит как неживая, вытянувшись на жестких нарах?

Отчего… этот потолок, эти стены… такие…

– Проверь шестую, из опорного звонили, скоро доставят троих, поножовщина в Приречном, что ли… В четвертую никого не сажать, начальник приказал, ОН там один.

Тяжелые шаги по коридору. Лязг железной двери. Дежурный по ИВС и конвой с ночным обходом.

ОНА отвернулась к стене. Отчего эта стена такая? И кто, кто там за ней – в соседней, в четвертой? Кажется, слышны его шаги, его дыхание там, за стеной, хотя этого быть не может. Стена такая толстая, кирпичная, непрошибаемая стена…

А если подкоп?

Как глупо, нелепо… Так напортачить, столько готовиться, и не сделать ничего, чтобы отомстить, чтобы прикончить, прикончить их…