В дальнем углу зала на высоком дощатом помосте под круглой лампой-прожектором застыла голая парочка: заросший шерстью мужик восседал на клеенчатом стуле, широко расставив узловатые ноги, на его коленях томно изогнулась перезрелая брюнетка, демонстрировавшая мольбертам жирную розовую спину и объемистый зад.
— Рубенсовские формы, — шепнул Мещерский на ухо Кате. — Это классический кружок какой-нибудь. Реалисты, или как там это у них называется.
В зале стояла гробовая тишина, изредка прерываемая сопением и покашливанием работающих. Катя так и не смогла нарушить эту священную творческую нирвану пустейшим вопросом: «Как пройти к Могиканину?» Ей было неприятно смотреть на голого натурщика. Хотя все его «прелести» деликатно заслонялись задом партнерши, даже сама мысль о том, что она может их случайно подглядеть, вызывала у Кати предчувствие обморока. «Старик стариком. А тоже — сидит, красуется. На бутылку, наверное, заколачивает. Плейбой!» Она потащила Князя дальше по коридору.
— Семеныч, я ж отдам, когда аванс получу! — Мимо них в противоположный конец коридора резко прошмыгнул испитой молодец в полосатых трусах и майке «рибок». — Семеныч, да будь же человеком! — вопил он, с ходу обрушивая на чью-то запертую дверь свой костлявый кулак. — Ну дай! Дай! Ну не будь нецивилизованным жлобом! Ко мне заказчик пришел! Перекрутиться надо!
За дверью кто-то ехидно захихикал. Молодец в трусах саданул по двери пяткой и потрусил мимо Кати дальше по коридору. Где-то хлопнула дверь. Потом утробно забулькала вода в унитазе.
Мещерский наугад толкнул дверь, откуда пела милая сердцу старушка «АББА»: «Лав ми о лив ми...»
— Вы не скажете, как пройти к Павлу Могиканину, девушка? — вякнул он с достоинством.
Вопрос адресовался существу, сидевшему на шпагате посреди комнаты, устланной циновками-татами и совершенно лишенной мебели. Катя успела заметить только ноги в черном трико да длинный белобрысый хвост, стянутый на затылке резинкой.
— Какая я тебе девушка, дядя? — гаркнул адресат, оборачивая к Мещерскому красное от напряжения лицо, украшенное усами и бакенбардами. — Ты что, ослеп?
— Простите, простите, ради Бога, тут света мало, — забормотал Князь. — Мы ищем...
— Сандро? Он в магазин отошел. Вы из цирка, со сметой? — обрадовался вдруг «шпагатник».
— Нет-нет, мы не со сметой! — пискнула Катя, давясь за спиной Князя смехом: «Из цирка! Прямо в яблочко». — Нам Могиканин нужен, где он?
— Прямо по коридору. Он в гальванике, кажется. Короче, час назад был там. — «Шпагатник» вдруг лег на одну из своих ног, а затем свернулся калачиком, подобно садовой улитке.
— Господи, куда мы попали? — зашептал Мещерский. — Что за берлога?
— "Улей", сказано же тебе — богемная общага на бывшем консервном заводе, — хихикнула Катя. — А гальваника — это что такое?
— Не знаю.., ничего я не знаю здесь. Ты погоди, не отрывайся от меня. — Мещерский шагнул вперед. — Я лучше первым пойду.
Его невысокая фигурка храбро заслонила Катю от грядущих напастей.
Затаив дыхание, они крались дальше, словно два следопыта в дебрях девственного леса. «А-А-О-О-У-УА-А», — пело за одной из дверей низкое контральто.
— Растворитель неси скорее! Быстрее, говорю! За смертью, что ли, посылать! — яростно орали за другой.
— Да Ласкер против Алехина был травой, старик, так же как Шорт против Каспарова! — спорили за третьей.
За четвертой дверью долбили чем-то тяжелым по железяке, за пятой — Катя прислушалась, не веря самой себе, — квохтали какие-то неизвестно откуда взявшиеся куры, за шестой, у лестницы, ведущей под стеклянный фабричный потолок, ссорились женские голоса.
Седьмая дверь оказалась последней, приоткрытой. Из нее выбивалась полоска яркого света и несло тем же самым, что так напомнило Кате гараж Кравченко.
— Это, скорее всего, здесь, — сказал Мещерский. Они вошли.
— Ой! — Катя едва не споткнулась. — Что это? Помещение, куда они попали, никак не напоминало мастерскую скульптора, как воображала ее себе Катя. Никаких глыб необработанного мрамора, никакой гипсовой крошки, глины — даже пластилина не было видно.
Середину комнаты занимало белое корыто, наполненное чем-то бурым, отвратительным на вид. Справа от двери находился небольшой распределительный щит со скамейкой перед ним. От него к корыту и стоящему рядом с ним ящику, где были аккуратно уложены медные загогулины, тянулись провода.
— Люсик, поставь на табуретку или прямо на пол! — крикнул мужской голос из дальнего угла комнаты.
Катя дернула плечом. «Люсик, имечко тоже!»
— Простите, пожалуйста, это мастерская Павла Могиканина? — крикнула она как можно звонче.
Что-то загремело, затем кто-то чертыхнулся, снова что-то загремело.
В углу открылась еще одна дверь. На свет выскочил удивительного вида коротышка — розовый, толстый, бритый, в пестрой майке с номером «10» на груди и «18» на спине, закатанных до колен тренировочных и шнурованных башмаках на толстой подошве. Кате он тут же напомнил Кролика Роджера, которого так талантливо «подставили» в фильме Стивена Спилберга.
— Ребята, я зашиваюсь, семь секунд ждите! — крикнул он, махнул неожиданно черными, как гуталин, руками и снова исчез за дверью.
Катя в изнеможении оперлась на руку Мещерского.
— Ты прав, «желтый дом» какой-то, — шепнула она.
Князь, вытянув шею, с любопытством разглядывал корыто и его содержимое.
— Кажется, это сульфат меди. А это, — указал он на металлические загогулины, — наверняка медные аноды. Ну да, скорей всего.
Катино внимание привлекла чугунная штанга, укрепленная прямо над корытом на кронштейне, ощетинившаяся крючьями и стальными штырями. «Доктор Франкенштейн какой-то!» Она даже поежилась и цепко впилась в рукав пальто своего спутника.
— Что это? Что за сульфат, Сереж?
— Приспособление для гальванизации. Чтобы медью покрывать, — пояснил Мещерский. — А вон и ток подведен. Есть такая химическая реакция, когда...
Он не договорил. Кролик Роджер стремительно выскочил из своей норки.
— Уф! Вы еще не ушли, молодцы! Если не трудно, полейте мне на руки, — распорядился он. — Банка с водой и таз там.
Мещерский взял с колченогой табуретки банку с теплой водой. Кролик вытянул над тазом короткие волосатые ручки, черные-пречерные.
— Графит, — пояснил он, заметив Катин испуганный взгляд. — Я там контейнер открывал. Мыло, пожалуйста.
Катя быстро подала ему мыло.
Мещерский поливал из банки. Кролик мылся усердно.
— Надо сразу же удалить его, — говорил он. — Графит удалить. А то тут медь, электричество — и ау, так шандарахнет, что отправишься на тот свет с медными пальцами.