— Ой, Никита, а я тебя так сегодня ждала! Ты мне так был нужен с самого утра. — Катин льстивый голосок — так в тот миг казалось Колосову — эхом отдавался во всех коридорах управлений розыска. Но именно из упрямства, из нежелания признаться в том, что и голос, и весь сияюще-радостный вид Кати ему очень-очень приятны, начальник отдела убийств состроил самую равнодушную, самую озабоченную и недовольную мину и буркнул:
— Привет. И зачем же на этот раз я тебе, Катерина Сергеевна, понадобился?
— А ты куда сейчас? — Катя улыбнулась: рычи-рычи, сейчас утихнешь. — Домой?
— Нет. У меня еще дела здесь.
Делопут какой. Катя, не отставая от него ни на шаг, проследовала за ним до самых дверей кабинета. Колосов секунду помедлил, потом пропустил ее вперед.
— Душно как! Хоть бы окно открывал, когда уезжаешь. А то накурено тут…
Он молча рванул старую раму. За зарешеченным окном кабинета во дворе управления чирикали воробьи — спать укладывались.
— Ну? Только коротко, Катя, а то мне звонить сейчас должны. — Однако он сам подвинул ей стул и включил электрический чайник.
Это единство и противоречие действий и слов весьма позабавило Катю: нет, все же Никита — прежний. Даже новая «Девятка» и этот серебряный пижонистый ошейник его не в состоянии изменить.
— Ты из Красноглинска, да? — Она перешла от восторженного на сугубо деловой тон.
— Угу. — Новости какие-нибудь?
— Угу. Впрочем, как посмотреть.
— Насчет Свайкина и его соучастников?
— Угу, угу, угу.
— Прекрати. — Катя сердито стукнула кулаком по коленке. — Не ухай.
— Да-нет не говорить, красный, синий, кровавый, ужасный не называть. — Колосов внезапно оперся руками о спинку ее стула, низко наклонившись. Катя ощутила его дыхание на своем затылке.
— Никита… Чайник кипит.
Он выпрямился. Выдернул шнур из розетки. Это называется — мастерски выключать ток. Этому у нее просто поучиться можно!
— Что же ты делал с самого утра в Красноглинске? — спросила Катя. — Ну в общих чертах. Я же не об оперативных подробностях тебя спрашиваю…
— На обыски с Андреевым ездили, — Колосов невесело хмыкнул, невольно вспоминая то, чем был занят весь этот день.
Обыски на квартирах Свайкина и Васильченко особых улик не принесли. А вот посещение жилища братьев Говоровых запомнилось ему по совершенно иным, нежели выявленные по делу доказательства, причинам.
Говоровы жили в огромной коммуналке на окраине Красноглинска, где еще с тридцатых годов стояли бараки местного кирпичного завода. Таких коммуналок Колосов не видел даже в Москве, в родной Марьиной Роще, где прошло его собственное детство: огромный, разгороженный на тесные клетушки-комнаты ангар, где проживало более сорока семей. Говоровы занимали две комнаты, в которых обитали жена, теща и двое детей старшего брата Ивана. А младшему Константину места в комнатах не нашлось — он спал в кладовке-пенале, рядом с загаженным до последней возможности коммунальным сортиром.
Когда сотрудники милиции и понятые вошли в квартиру, их просто оглушил разноголосый хай (иначе и назвать-то было нельзя), доносившийся из бесчисленных каморок. Несмотря на рабочий день, народу было видимо-невидимо: жильцы никуда не торопились. Немного обалдевший от детского визга, грохота кастрюль, чада, копоти и криков разгорающейся на коммунальной кухне ссоры, следователь Андреев шепнул Колосову:
— Из такого ада вырваться — поневоле на дорогу с кистенем двинешь… Что ж тут за мрак такой?
Прямо напротив входной двери в комнате с голыми облупленными стенами, единственными предметами мебели в которой были железная кровать и колченогий стол, видимо, еще с ночи гуляла компания пропойц. Судя по пустой посуде на столе, они находились уже за гранью реального мира, а потому появление милиции на пороге восприняли как прямое оскорбление.
— Да это не к тебе, Семеныч! Не дрейфь! — зычно возвестила на всю переднюю полная брюнетка бальзаковского возраста в цветастом халате, открывшая милиции дверь. — Это к Ваньке, Говоровы им нужны, ихняя фамилия. Эй, кто-нибудь, оторвите задницу, пойдите стукните им, а то я отойтить не могу — у меня варенье на плите!
Жена старшего брата-разбойника встретила их на пороге своей комнаты: молодая еще, изможденная женщина, обесцвеченная перекисью до такой степени, что сквозь редкий белесый пух на ее голове просвечивало розовое темечко. Известие об аресте мужа она восприняла молча, скорбно поджав губы. Колосов заметил, что с ней что-то не ладно: двигается точно кукла на шарнирах, не сгибаясь.
— А нам-то теперь что же… Мы то как же… Мне что теперь делать? — спросила она тупо Андреева. — Мама, возьмите Светку!
Колосов только тут заметил, что из-за двери с любопытством уставился на него черноглазый детеныш лет двух в байковой пижамке. Второй детеныш — мальчишка лет восьми в этот самый миг, разогнавшись на роликах в коридоре, с размаху налетел на одного из понятых, который испуганно ойкнул и тихо выругался.
— Денег в доме ни копейки, и я ничего не могу. — Женщина все смотрела на Андреева. — Чайник поднять не могу даже, только после операции, все болит еще, ох, как болит… Мама, да возьмите же Светку! Горшок там, под кроватью. Поносик у ребенка, — жалко объяснила она Андрееву, — вот накормили ребенка окрошкой, огурцами, разве ж можно… А он.., муж.., муж мой что сделал? За что вы его арестовали?!
Андреев, предъявив ордер на обыск, коротко сообщил. Женщина лишь руками всплеснула:
— Грабил на дорогах! А деньги-то где ж? Ведь ни копейки никогда последнее время домой — все на отраву свою тратил. Я уж на развод подавать собиралася, только в больницу слегла… Мама, слышите, за что Ивана взяли? А Костя? И он тоже с ними? Тоже? Господи Боже… А мы-то с детьми теперь как же?
В комнатах Говорова-старшего тоже ничего не нашли. Колосова поразила нищета, в которой обитала семья дорожного бандита: полуразвалившаяся мебель шестидесятых годов, истертые коврики на дощатом полу, пустой холодильник. Иван Говоров, видимо, крепко сидел на игле. Все, что зарабатывал разбоем, уходило на вожделенный героин.
Однако, когда начали обыскивать кладовку-спальню Говорова-младшего, повезло больше. Из одного из встроенных в стену шкафов над его кроватью извлекли электрошоковую дубинку, коробку газовых патронов и еще две шерстяные маски-"бандитки".
— Я не знаю, откуда это у него, — бормотала Говорова. — Это Костино, не наше.
За действиями сотрудников милиции молча наблюдал сын Ивана Говорова — тот самый, на роликовых коньках. Он исподлобья глянул на Колосова, и тот аж вздрогнул: никогда еще не приходилось ему видеть такой открытой, вызывающей, яростной ненависти у ребенка.
— За что папку моего забрали? — глухо спросил мальчишка. — Он что, сегодня уже не придет? И завтра тоже?
— Уведите сына отсюда, — Андреев сказал это Говоровой, но та, не двинувшись с места, лишь крикнула: