— Ты вот что, пацан, ты давай лучше всю правду, — сказал он. — Выгоднее это для тебя будет и спокойнее — от души совет даю. А то если убийство священника на тебя повесят по какому-нибудь сатанистскому мотиву — солоно тебе придется, мальчик светлый, в тюряге.
Изумрудов внимал, широко раскрыв глаза, словно не верил.
— Я священника не убивал, — прошептал он. — Никогда бы такого не сделал. Ни за что.
— Зачем же ты к нему ходил? — резко спросил Никита. — Что тебе было от него надо? Что ты хотел узнать?
—Я… хотел спросить его про венчание, — прошелестел Изумрудов.
— Чего? Про какое венчание?
— Про венчание. Бестужевский клад тут совсем не при чем. Про него не у священников надо спрашивать. А я хотел узнать… — Леша Изумрудов умоляюще взглянул на Колосова. И во взгляде этом ясно читалось: ну что ты мучаешь меня? Отпусти!
— Что ты хотел узнать? — Никита чувствовал, что еще минута — и его терпение -адское терпение лопнет. Стояли они столбами на обочине дороги. Мимо прогрохотал «ЗИЛ», груженный дровами — в Тутышах и Воздвиженском запасались топливом на зиму. На осине, росшей у перекрестка, каркал ворон — хрипел, как Иуда-удавленник, действуя на нервы.
— Я слышал, по одной радиостанции передавали. Один священник в глубинке обвенчал двух геев, — Изумрудов запнулся. — За деньги. За двадцать тысяч рублей, что ли, всего… Ну вот я и хотел выяснить, нельзя ли и нас тоже обвенчать за деньги, тайно. Швед… шведская семья.
От неожиданности Никита даже растерялся.
— И ты с этим шел к отцу Дмитрию? — после паузы спросил он.
— Да, я хотел спросить.
— Тебе Салтыков велел?
— Нет, но он часто говорил о шведской семье. Восхищался. И насчет Амстердама тоже говорил. Но там это очень дорого. И потом, там это связано с широкой оглаской. А он ведь потомственный, аристократ, о нем светская хроника писала. И у него семья, ребенок. Скандал мог сильно в будущем повредить ребенку, несмотря на то что они с женой почти уже совсем развелись… А здесь, он считал, никто и знать ничего не будет. Он потому и приехал сюда из Франции. Он мне сам признался: он устал быть там тем, кем он не может, не хочет быть. Он устал притворяться. А здесь свобода, воля… Он всегда говорил мне — здесь, в Лесном, покой и воля. Можно расслабиться, можно быть самим собой. Можно даже любить… Я знаю — он часто об этом думает, вот я и хотел сделать ему сюрприз. Я решил найти здесь в деревне священника. Спросить, не согласится ли он за деньги обвенчать двух геев.
— Спросил?
Изумрудов печально покачал головой:
— Нет, я не решился. Этот старик — отец Дмитрий… Мы шли с ним к автобусу. Он такой был… В общем, я не знал, как подступиться к нему, как начать, как денег предложить за такое венчание. Он был старой закалки, это сразу было видно… А того, ну про которого я говорил, того священника — это тоже передавали — из церкви выгнали…— И я так и не сказал ничего, просто молол чушь разную. Вспомнил про Филологову Наталью Павловну, про то, как она о ремонте церкви с ним в Лесном говорила, ну и плел что-то на эту тему. Врал, в общем. Потом автобус пришел, и он уехал. А я остался. И больше я его не видел.
— А разве вечером в шесть ты не вернулся к остановке, не ждал отца Дмитрия? — спросил Никита.
— Нет, что вы? Зачем мне было его ждать?!
— Хотя бы за тем, что дело, с которым ты якобы к нему шел днем, так и осталось нерешенным.
— Нет, я уверяю вас, я не ходил туда больше — ни в церковь, ни на остановку. Я в Лесном был. С тачкой возился своей, тормозные колодки менял. Потом круг решил дать, сцепление проверить. Отца Дмитрия я больше не видел!
— Кто был в Лесном из ваших в тот вечер?
—Да все были… Романа не было, а так все вроде… Но я точно не знаю, я с машиной возился — говорю же. Журавлева подбросить ее в магазин в Воздвиженское просила, но я с ремонтом не закончил, и она пешком ушла одна — вот это я точно помню.
— Во сколько она ушла из Лесного?
— Где-то в половине пятого. А я проехался, сцепление проверил, вернулся. В душ пошел, потом перекусил. Потом вечером уже мы с Валькой Журавлевым в дом отдыха мотанули, в Интернет-кафе. Там хоть оттянуться можно по-человечески, а то дома…
— Что дома? — спросил Никита. — Несладко у вас там в Лесном?
— Живем, — Изумрудов вздохнул. — Роман как может старается. Сколько денег тратит, только…
— Что?
— Если бы не он, в гробу бы я все это видел, — Изумрудов покачал головой. — Часа бы в этом чертовом доме не пробыл бы.
— Отчего ж это? В старинной графской усадьбе, будущем музее?
— Место — дерьмо. Там ведь что раньше было, знаете? Там психушка была всесоюзного значения, — Изумрудов поморщился. — И я точно знаю, там эти психи ненормальные врача прикончили. Говорят, на куски его живого порвали, как гиены. И в такой дыре сволочной жить? Ночью глянешь в окно — тьма кромешная. Ни света, ни людей. Прямо Мордер какой-то!
— Значит, ты категорически отрицаешь свою причастность к убийству священника?
— Да я клянусь вам! Здоровьем своим клянусь.
— И Филологову, значит, ты тоже не трогал?
— Я ее не убивал, зачем мне?!
— Зачем… Знаешь, пацан, вот это я бы и хотел знать — зачем, — Никита смотрел на Изумрудова мрачно-вопросительно. — Ты по прежней своей жизни вообще-то чем занимался?
— Я в рок-группе играл, — сказал Изумрудов. — Питерской одной, не крутой. Я петь хотел. Свою музыку сочинять, играть. Не вышло у меня…
— Ну погоди, дай срок. Салтыков поможет раскрутиться, — Никита усмехнулся. — У него денег много. Может, и еще прибавится, когда вы в Лесном этот самый бестужевский клад отыщете.
Изумрудов смотрел на свои скованные наручниками руки.
— Я в клады заговоренные не верю, — ответил он устало. — Это все сказки для малолеток и для дефективных придурков.
Глава 22
СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Анна Лыкова и ее брат уехали из Лесного сразу, как только Салтыков и Мещерский вернулись из Воздвиженского. И помешать этому отъезду, столь похожему на бегство, Катя не могла, даже не пыталась, о чем впоследствии горько сожалела. Но тогда все ее мысли были совсем, совсем о другом.
Быстро стемнело. Накрапывал дождь. Старый помятый «Форд», вырвавшись с территории усадьбы, у Тутышей начал сбавлять скорость, замедляя свой ход.
— Ты что, Иван? — спросила до этого молчавшая Анна, отрываясь от созерцания «дворников» на лобовом стекле. «Дворники» работали ритмично и нудно, стирая со стекла капли, которые тут же появлялись вновь.
— Не видно ни зги, дорога плохая, — ответил Иван.
— Пожалуйста, увези меня отсюда скорей.
— Я и увожу, — он повернул голову, посмотрел на бледный профиль сестры. — Мы едем домой. Помнишь сказку про Снежную королеву?