— Какая? — Колосов дотронулся до гематомы на лице Филологовой.
— Шесть-семь часов. Она убита еще утром.
— Труп перемещали? — Колосов оглянулся по стронам.
— Следы волочения, если они и были, смыты. Думаю, труп перемещали, хотя и на небольшое расстояние, — показал патологоанатом. — Отсюда до середины дороги примерно два метра, если она шла по дороге, то шла по обочине, не посредине же. Сюда, в кювет, тело оттащили и бросили в лужу.
— Если она шла по этой дороге на станцию, — сказал Кулешов. — А никуда, кроме как на нашу платформу, дорога эта не ведет. Как раз все и совпадает с примерным временем наступления смерти. По расписанию последняя утренняя электричка у нас на Москву останавливается в 10:10. А потом большой перерыв — почти до 17:00.
— А другая дорога на станцию есть? — спросил Никит
— Есть, как же… Только он" мимо склада удобрений совхоза «Луч», который теперь обществом акционерным стал, проходит. Наши, здешние ню пользуются" а дачники, городские — ни в жизнь. Навозом там за километр несет и селитрой, — Кулешов вытер выступившую на влажную испарину. — Так что получается — эта дорога основная.
Никита оглядел окрестности: в пелене дождя разбитая бетонка уводила в поля. Местность была открытой. Совсем неподалеку отсюда за холмами и парком-лесом было Лесное.
— Труп почти семь часов лежал в кювете проезжей дороги, что же его никто не заметил так долго? Тут транспорт постоянно ходит, — сказал он хрипло.
— Транспорт, конечно, ходит, да малого, с гулькин нос. Уборочная в основном закончилась, день сегодня будничный, так что дачников нет, — Кулешов поманил Никиту к милицейскому «уазику». — Проверим — видно тело или нет, если ехать мимо?
Они сели в машину, развернулись, отъехали мет на сто, затем на скорости шестьдесят поехали мимо тог места, где все еще лежал труп.
— Спокойно могли не заметить, кто тут ехал, — подытожил Кулешов. — Я нарочно приглядывался, и то увидел только ленту нашего ограждения. А обнаружили ее — так это случайно вышло. Шофер молоковоза ехал с «Луча» и пассия его, ну то есть подружка. У молоковоза камера спустила, потому-то они тут и встали на дороге.
— Давай их сюда — поговорим, — приказал Колосов.
Поговорили. Водитель молоковоза был молодым парнем, девушка еще моложе его. Оба были взбудоражены страшной находкой. Но, кроме рассказа, как колесо у него «ткнулось», как они вышли его менять, как «домкратить» и тут совершенно случайно увидели в кювете что-то, оказавшееся мертвецом, каких-то иных сведений добиться от них было невозможно. Никита забрал у Кулешова карту района, какое-то время изучал ее.
— У вас тут недалеко железнодорожный переезд со шлагбаумом, — сказал он. — Эта дорога и туда идет. Когда с осмотром закончим здесь, отправимся туда. Там дежурный есть на переезде?
— Имеется, даже двое, посменно вахту несут. Муж и жена Дули. Старожилы здешние. Дом их рядом с железной дорогой, стоит недалеко от переезда. Едем, кого-то из них обязательно застанем — либо самого Прохора Дулю, либо жену его Марью Никифоровну.
— Допросим их. Меня интересуют все машины — грузовые, легковые, которые они вспомнят, что прошли сегодня через переезд в период с девяти утра… нет, даже раньше, с восьми утра и до того часа, когда было обнаружено тело.
Осмотр опять заканчивали в сумерках при свете автомобильных фар. Движение на дороге пришлось перекрыть. И снова самой последней Никита осматривал сумку Филологовой. Обычная, не слишком шикарная дамская сумка с шелковой подкладкой, пахнущая старыми тонкими духами. Из вещей, кроме традиционных ключей и мобильника, — портмоне с двумя тысячами рублей сотенными купюрами, паспорт, пачка цитрамона, бумажные салфетки, столбик нитроглицерина, губная помада, пудреница, пинцет для бровей, пропуск в Центр хранения рукописей Российской центральной библиотеки, мелочь по пятьдесят и десять копеек на дне.
Все. И все на месте. Ничего не тронуто, не взято.
— Снова не ограбление, — тихо сказал Колосов. — Не ограбление, просто убийство. Убийство под номером вторым? Этого хмыря, стриптизера как далеко отсюда взяли?
— Вон там, — Кулешов махнул рукой в направлении станции, — примерно в километре отсюда.
— Всю одежду с нее и все его шмотки — на экспертизу. На кровь, на микрочастицы и на все остальное.
— Сделаем немедленно. А мы с тобой, Никита Михайлович, на переезд? — Кулешов вытащил телефон — звонить в Воздвиженское в отделение, чтобы там изъяли верхнюю одежду у задержанного Мячикова.
Шлагбаум на переезде, когда они подъехали, был закрыт. Сигнал семафора — красный. А шоссе в ту и другую сторону было совершенно пустым. Зато из окна сторожки железнодорожников сочился на улицу тусклый свет. Рельсы блестели под дождем как лакированные. Вдалеке слышался шум приближающегося поезда.
— Марья Никифоровна! — Кулешов забарабанил кулаком в дверь сторожки.
Наплывающий грохот колес, лязг — тяжелый товарняк переезжал переезд. Никита на секунду совершенно оглох. Вагоны, вагоны, груженные лесом, углем, цистерны, цистерны, контейнеры с песком…
— Марья Никифоровна!!!
— Хто там еще? Хто тепается? Хто такие? — послышалось из-за двери.
— Марья Никифоровна, милиция. Откройте, пожалуйста.
Дверь приоткрылась, затем распахнулась, и они вошли. В железнодорожной сторожке была всего одна комната и один обитатель — дежурный Марья Никифоровна Дуля. Примерно так, судя по звучной фамилии, Колосов эту царицу поездов себе и представлял: рост ниже среднего, вес выше нормального, волосы седые, собранные в пучок, лицо мясистое, в красных прожилках, руки крестьянские, привычные к тяжелому труду. На литом торсе — традиционная оранжево-дорожная безрукавка.
— Заходьте, заходьте, товарищи, сырости мне не напустите, — басом пригласила их Марья Никифоровна.
В комнатке всю стену занимал электрический щит-переключатель семафора. У окна оставалось место лишь для маленького стола и двух табуреток. Зато на столе свистел-закипал электрический чайник, стояла початая бутылка пива «Арсенальное» (с мужским, естественно, характером) и покоилась на тарелке с голубой каемочкой обезглавленная копченая скумбрия.
— Заходьте, дверь плотнее прикрывайте, — Марья Никифоровна сложила руки на груди. — Ну?
— Убийство у нас, — не таясь, сообщил ей Кулешов.
— Ну! — Марья Никифоровна всплеснула руками. — Далече?
— Недалеко от платформы, — сказал Колосов. — Мы бы хотели узнать у вас — вы с какого часа здесь, на переезде, сегодня дежурите?
— Как по графику положено, с семи тридцати. Я своего Митрича сменила, — Марья Никифоровна повернулась к Кулешову — человеку здешнему. — Митрич-то мой захворал. Прострелило ему всю поясницу.
— Сегодня, примерно с восьми часов до двенадцати, какие машины здесь у вас проезжали, останавливались? — спросил Никита.