Все оттенки черного - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 105

А его убийца…

Нет, несмотря на свой первый порыв, он не пытался бежать. Взяли его, как сыщики впоследствии говорили, «как ребенка». Взяли без пыли, без шума, без стрельбы, тихо и профессионально. А он был как глухой в тот миг — не слышал ни окриков их, ни команд.

Когда его уже быстро и молча вели к дежурной машине, Кузнецов на ходу оглянулся. Нет, не на начальника отдела убийств, не на сотрудников милиции, не на Смирнова, которого пытались привести в чувство, даже не на свою, теперь ставшую ненужной, брошенную машину, а на…

Кузнецов оглянулся куда-то назад. Смотрел в темноту на огромный, безмолвный, заслоняющий своей громадой звездное небо гигантский купол Май-горы, который сейчас словно давил на него всей своей тяжестью.

Никогда еще Катя с такой радостью не возвращалась из отпуска на работу. Честное слово, при виде мраморного строгого подъезда в родном Никитском переулке, при виде здания главка у нее даже скупая слеза навернулась: слава богу, все закончилось!

Но прошло еще немало времени, прежде чем в май-горском деле наконец была поставлена точка. Стояла уже середина октября. Казалось, после холодных свинцовых дождей, зарядивших с конца августа, лето снова хоть ненадолго, но вернулось в Москву. Солнце грело, а липы в Александровском саду были по-осеннему золотыми. И не верилось, что совсем уже скоро они сбросят и этот наряд, станут голыми, черными, а потом их опушит первый снег.

В такой вот солнечный осенний день Катя в обеденный перерыв и позвонила Никите Колосову. Им сегодня предстояло одно неотложное дело: Никита накануне сам лично просил ее, чтобы она взяла его с собой, когда поедет проведать Нину Картвели, которая находилась в роддоме. Четыре дня назад у Нины родился ребенок — девочка, вес три с половиной килограмма, прямо богатырь. Роды были тяжелыми. И Нина все еще никак не могла оправиться. В палату к ней не пускали. И Катя все предвкушала, как они вместе с начальником отдела убийств будут кричать ее имя под окнами роддома, призывая Нину выглянуть и показать им «богатыря».

Колосов вызвался ехать сам. «Пусть, пусть покричит, — думала Катя. — Хоть когда-нибудь и Никите надо привыкать к тому, что жизнь продолжается и за стенами его служебного кабинета, и Волоколамского следственного изолятора».

Как ей было доподлинно известно, в Волоколамском изоляторе все последние недели Колосов дневал и ночевал вместе со следственной бригадой областной прокуратуры и сыщиками из отдела убийств. Именно там содержали Кузнецова все месяцы предварительного следствия.

Итак, как говорят в розыске, точку в этом деле поставили. Но у Кати по-прежнему было такое чувство, что это не точка, а всего лишь многоточие, потому что результаты расследования, которые стали ей известны, объясняя многое из того, что случилось, все же не объясняли всего…

А может, и не нужно ничего было больше объяснять? В какой-то миг Кате даже так и казалось. Если быть точной — то она думала так наутро после задержания Кузнецова, о чем их с Ниной известил Колосов, приехавший на дачу прямо с места происшествия. Известие в тот миг казалось чем угодно — громом среди ясного неба, парадоксальной ошибкой, трагическим стечением обстоятельств, подлой провокацией, только не правдой, но…

Катя не могла забыть глаза Нины, когда Колосов объявил, что Александр Кузнецов задержан этой ночью при попытке убийства Смирнова, инсценированного им под самоубийство. У Кати аж ноги подкосились. И в тот миг никаких других объяснений не последовало, Никита просто не успел ничего сказать, потому что… Потому что у ворот дачи с визгом затормозила старая, хорошо знакомая Кате «Волга — „синяя ночь“ и на садовой дорожке появился, словно принц из сказки со счастливым концом, тот, чья тень незримо все эти дни витала на даче Картвели — Борис Берг, Нинин муж, и…

И Колосов быстренько-быстренько ретировался. Улетучился безо всяких объяснений — у него, мол, масса дел с «закреплением достигнутого по делу результата».

А Катя… ее бросало то в жар, то в холод. Она не находила себе места. И была чертовски зла на бедного Борьку, что его принесло с повинной к жене в такую минуту. Так некстати. Господи ты боже мой…

Борис же, как он бурно и взволнованно объяснял — больше Кате, потому что Нина хранила молчание, был «ну только-только с поезда, застал квартиру пустой, чуть с ума не сошел, обзвонил близких и дальних родичей и… тут вдруг вспомнил о даче». Как некогда сыгранный им в дипломном спектакле «Щуки» Чацкий, он «чуть свет был на ногах» и «у ваших ног». А взгляды, которые он бросал на Нину…

Катя сразу же ушла в сад, чтобы не мешать им выяснять отношения. И, как никогда в жизни, чувствовала в ту минуту в душе своей тоскливое одиночество, которое давило ее, как…

А Май-гору она последний раз увидела с поворота дачной дороги: после полуторачасового объяснения с женой Борька забрал их «вместе со всеми котомками и вареньем» домой, в Москву. Май-гора, при последнем взгляде на нее, снова показалась Кате похожей на перевернутую чашу, на упавший с небес, вросший в землю старый колокол, на могильный курган, тайна которого так еще далека от разгадки.

Нина тоже смотрела в окно — мимо машины проплывал лес, лес, лес. Она покорно кивала в такт словам мужа, а тот говорил, говорил, говорил, улыбался, бодрился, пытался шутить, словно демонстрируя Кате, человеку со стороны, что в их с Ниной отношениях снова все в полном ажуре. Все наладилось, вошло в прежнюю колею, что семья — снова семья, и третий, кем бы он ни был, тут абсолютно лишний, и они снова «плоть едина» — муж и жена, и…

Катя встретилась с Ниной взглядом: темные, темные глаза как ночь, как черная стылая осенняя вода. О чем Нина думала в тот миг? О ком?

Потом по ее смуглым щекам покатились слезы, как бисеринки…

— Нина, что? Что такое? — Борис беспокойно заерзал на сиденье, крепче вцепился в руль, озабоченно следя за женой в верхнее зеркальце.

— Ничего, сейчас все пройдет, — Катя крепко обняла подругу, ладонью стерла соленые капли. — Ты поезжай, Борь… ничего. Это она от счастья… Она просто рада, что ты вернулся… Что все кончилось.

Потом, уже в Москве, Катя долго ждала, что Нина позвонит, ведь… положение дел с Кузнецовым, хотя он и был арестован и ему уже предъявили, на основании фактов задержания, «рабочее» обвинение в покушении на убийство Смирнова, по остальным май-горским эпизодам было еще очень сложным и неопределенным. Катя ждала, что Нина спросит о ходе следствия, вообще как-то проявит себя, но… Но Нина хранила упорное молчание. Кате позвонил Борис — сообщил, что роды начались преждевременно и что Нину на «Скорой» увезли в роддом. Потом он снова позвонил среди ночи, разбудил Катю и Кравченко и громогласно сообщил, что он — отец. У них с Ниной родилась дочь.

Именно на этом счастливом событии Катя в какой-то момент и хотела бы для самой себя поставить в ЭТОМ ДЕЛЕ точку. Чувствовала: от объяснений будет только хуже, больнее. Не лучше ли все вообще забыть? Вычеркнуть из памяти, словно и не было ничего? Кому, в конце концов, нужна эта проклятая истина? Истина, ответ на вопрос: ПОЧЕМУ ОН УБИЛ? Почему он убил всех этих людей и покушался на убийство еще одного человека? ОН, который сначала даже не привлек к себе Катиного внимания, а потом стал даже симпатичен, потому что сделал добро Нине. Потому что при взгляде в его глаза Катя всегда, как ей казалось, читала как по открытой книге только о его любви к Нине Картвели. В его глазах там, в Май-Горе, была только любовь, ничего кроме — ни холодного расчета, ни желания смерти другим, ни жажды крови…