Врата ночи - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 8

— По последнему случаю срок давности наступления смерти какой примерно? — спросил он.

— Два-три дня.

— Но когда он бросил этим в девочку, ту всю кровью обрызгало.

— Два-три дня, Никита, я не ошибаюсь. Он мог хранить части трупа в какой-то емкости, туда и натекла кровь. И вообще у него в машине холодильник мог быть переносной, знаешь, сейчас сумки такие продают. Прогресс.

Они помолчали. Потом Грачкин спросил:

— Девочка совсем ничего не помнит?

— Почти ничего.

— Я так и думал. — Грачкин тяжко вздохнул. — А ОН только начал входить во вкус, Никита. Он только еще начинает развлекаться. Что дальше-то будет? Копию заключения тебе?

Никита кивнул. Копия заключения судебно-медицинской экспертизы. Оригинал пойдет в дело следователю. Кроме бумажек и этих колб с их жутким содержимым, по этому делу у них не было ничего.

«Что же со мной произошло?» Вопрос этот Сергей Мещерский задавал не раз и не два. Утро все вроде бы поставило на свои места, выветрило хмель, прояснило мысли. Эмоции улеглись. Появилась возможность трезво поразмыслить, но...

Это проклятое «но» не давало Мещерскому покоя. Что же произошло и, самое главное, было ли это на самом деле? Может, все это пригрезилось? Сколько он вчера выпил? Мещерский вспомнил встревоженное лицо Кати — они с Вадькой не привыкли видеть его таким зюзей и слюнтяем. То ли еще будет, Катюша... Ничего, еще привыкнете. Мещерский встал из-за стола и потащился в туалет, к зеркалу.

В офис родной турфирмы «Столичный географический клуб» он приехал в половине седьмого утра. Вчера он ночевал у Кати и Кравченко. Они, наверное, думали, что он и на работу проспит. Но нет, чуток сон алкоголика! Мещерский разглядывал себя в зеркало — боже. Слава богу, тут, в офисе, у него и бритва, и щетка зубная...

В шесть он проснулся словно от толчка. В квартире было тихо. Он открыл дверь в комнату: Катя спала, свернувшись под простыней клубочком. Кравченко уже поднялся, совершал свою традиционную утреннюю пробежку по набережной. И, воспользовавшись моментом, Мещерский бежал из-под гостеприимного крова друзей. Он... За свое вчерашнее поведение ему было мучительно стыдно. Он вел себя вчера как баба, как пьяный истерик; вместо того чтобы взять себя в руки, логически поразмыслить о том, что же он все-таки видел и куда делась эта проклятая кассета, он поддался позорной панике, бросился всем доказывать, что он не идиот и не лунатик, потом банально надрался, обидел Вадьку ни за что ни про что, испугал Катю...

Мещерский включил воду, пошарил в шкафчике в поисках зубной пасты. В глубине души он знал еще одну, наверное, самую главную причину того, отчего сбежал из их дома как вор. Давным-давно он смирился, что из их полупечального, полукомического треугольника Катин выбор был окончательно сделан в пользу Вадьки. Но видеть ее в его постели, когда на сердце и так мрак, отчаяние и ужас, — это уж слишком!

Одиночество поможет ему справиться с собой и своими страхами. Он возьмет себя в руки. Он будет вести себя как мужик. И ему не нужно ничего — ни их участия, ни их понимания, ни веры, ни сочувствия. Он разберется с тем, что видел, сам, лично. Наедине с собой.

Он вернулся в кабинет. Офис «Столичного географического клуба» размещался на первом этаже старого дома на Чистых прудах. Маленький офис — маленькая фирма. Маленькая фирма — трудная жизнь, акулы-конкуренты, кризис, налоги, убытки... Взгляд его заскользил по географическим картам, которыми, как и в его собственной холостяцкой квартире, в офисе были залеплены все стены. Нетрадиционный туризм. Куда только не бросали их за эти годы его маршруты! Когда поступал заказ на очередную нетрадиционку, когда появлялись деньги, как они все оживали! Но в последний год все это было так редко.

Мещерский покосился на телефон. Есть ведь что-то очень важное, что он должен сегодня сделать и не забыть. Он сунул руку в карман пиджака, извлек черную с золотом визитку. Ах, вот оно что... Возможно, от обладателя этой визитки зависит то, что у «Столичного географического клуба» появятся на ближайшие полгода такие планы, о которых в глубине души мечтает каждый мало-мальски опытный туроператор.

И надо же, это полезное и выгодное знакомство произошло тоже там, в стенах института. Господи, ведь сначала все так удачно складывалось, пока....

Мещерский напряг память. Вчера сквозь водочный туман он краем уха слышал, как Кравченко излагал все происшедшее на вечере в институте Кате. Потом он и сам пытался рассказать ей, заикаясь и захлебываясь от волнения, клянясь, что все правда и что он видел все собственными глазами, но...

Истинно говорят: в словах правды нет. Одно и то же событие можно передать совершенно по-разному. Все было совсем не так, как рассказывал Кравченко. Все было не так, как рассказывал он, Мещерский. Все было...

— Серега! Да это же Серега Мещерский! Старик, ну ты даешь! Усы отпустил! Слушай, а про тебя ребята болтали, что ты где-то в Оммане, вроде застрял там по контракту. А ты вот он где! И даже тропического загара не приобрел.

Сквозь шумную толпу собравшихся на юбилей своего ректора выпускников «Лумумбы» к Мещерскому проталкивался не кто иной, как Михаил Ворон — «Мишуля, лучезарная личность четвертого курса экономического факультета». Его гениальные курсовые по истории политучений и международному торговому праву перед экзаменами перелизывал весь поток. Ворон получил красный диплом и остался на кафедре. На много лет их пути разошлись. И вот... Что делает время! Мещерский отлично помнил, каким румяным, кудрявым разбитным живчиком всегда выглядел Мишуля. Он был из семьи дипломатов. Родители его годами жили в загранке. Мишуля отличался острым умом и совершенно особым чувством юмора. Мещерский и Кравченко как-то однажды влипли с его легкой руки в одну историю, которая сразу стала университетской байкой.

На четвертом курсе они опаздывали на лекцию, попались в «сачке», служившем курилкой, старосте группы, а им оказался студент из Туниса. Тот вознамерился переписать фамилии прогульщиков, чтобы представить кляузу в деканат. И вот на вопрос: «Ваши фамилии?» — Мишка Ворон, не моргнув глазом, ткнул в сторону Кравченко и изрек: «Это вот Павел Пестель», сам назвался Муравьевым-Апостолом, Мещерского окрестил Бестужевым-Рюминым, остальных прогульщиков — Рылеевым, Каховским и Трубецким.

Студент из Туниса, поцеживая языком, старательно переписал «эти трудные русские фамилии». «Декабристов» потом вызывали в деканат, песочили на курсовом собрании «за возмутительную шутку, позволенную себе в отношении гражданина дружественного государства». Но вообще-то больше зубоскалили. Особенно над «Павлом Пестелем» и «Бестужевым-Рюминым». Это все же была «Лумумба»— вольная интернациональная страна. И студенчество жило там по собственным неписаным законам.

А теперь... Годы даже на неунывающего Мишку Ворона наложили свой отпечаток. Перед Мещерским стоял совсем другой человек: модные очки, модная щетинистая бородка, отличный дорогой костюм, ранняя умная лысина, просвечивающая на темени через поредевшие русые волосы. Где же они, прежние Мишкины кудри, которые он в подражание обожаемому Дитеру Болену стриг прикольной гривкой, так нравившейся смуглолицей Мерседес, студентке с Кубы, с которой у него был знойный роман на выпускном курсе?