Взгляд Поузи устремляется в пол.
– Но, Пенни, я думаю, что все еще не смогу этого сделать. Я только привыкла к мысли, что у меня будет лишь небольшая роль в спектакле… – Ее руки начинают дрожать. – Видишь, я даже думать об этом не могу без того, чтобы не вернулся мой страх сцены. Я уверена, кто-нибудь еще из актрис сможет заменить Меган. Даже не знаю, помню ли я все реплики… и жесты… Я все это время учила хоровую партию. А что, если я все испорчу? Я получу ужасную оценку, и меня отчислят. – Слова ее сливаются в сплошной поток, пока не превращаются в бормотание.
– Поузи, – говорю я, стискивая ее плечи. – Закрой глаза. Дыши.
Она закрывает глаза и делает несколько медленных вдохов, и постепенно начинает снова дышать нормально.
– Ты можешь это сделать, – продолжаю я. – Ты рождена для этого. Ты знаешь роль наизусть. Просто пойми, что ты нервничаешь. Осознай свой страх. Представь его… – Я вспоминаю о метафоре Леа. – Подумай об этом, как о проливном дожде. Большинство людей хочет, чтобы солнце светило постоянно, но ты знаешь, что и дождь нужен. Он нужен деревьям для жизни. Ты можешь использовать страх, чтобы он вел тебя, чтобы ты выступила так, как никогда в жизни. Не пытайся притворяться, будто страха нет. Помни, что ничего по-настоящему плохого с тобой не случится… Ты переживешь это, твоя семья и друзья будут по-прежнему тебя любить. Отдай должное своим страхам и двигайся дальше. Иногда твой страх сильнее тебя. Но не сегодня. Ты можешь сделать это, ты ХОЧЕШЬ это сделать. Я верю в тебя, Поузи.
Я тянусь к своей сумке и достаю коричневый бумажный пакет, протягиваю ей.
– Вот, – говорю я, – я купила кое-что для тебя.
Она берет его и заглядывает внутрь.
– Ох! – вскрикивает она, затем тянется, чтобы вытащить маленький бонсай. У этого деревца толстый, относительно его крошечных размеров ствол и крона ярких зеленых листьев, каждый из которых не больше ногтя на моем мизинце.
– Я думала, тебе пригодится небольшое напоминание о том, что скрыто внутри тебя… Это дерево уверенности в себе, которому ты позволяешь расти. И за ним совсем несложно ухаживать!
– Пенни, оно мне так нравится! – Она ставит деревце на свой письменный стол и несколько секунд смотрит на него.
Затем снова глядит на меня, и в ее глазах что-то меняется. Теперь там появляется решимость, которой не было раньше. Тут она бросает взгляд на часы и тревожно вскрикивает.
– Так, у меня тридцать минут… Лучше поторопиться!
– Да! – кричу я, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать и не закричать. Она сделает это. Она правда сделает!
Поузи кидается обниматься, и мы прыгаем от радости.
Затем она начинает метаться по комнате, швыряя в сумку одежду и косметику.
Когда мы выходим, она останавливает меня прямо в дверях.
Я сразу же решаю, что она передумала.
Но она лишь улыбается мне:
– Знаешь, Пенни, у тебя это отлично получается.
– Получается что?
– Помогать людям.
Я отчаянно краснею при этих словах.
– Ты о чем?
– Я о том, что раньше никто толком и не слушал меня, когда я говорила о своем страхе сцены. Они думали, что это просто этап в жизни и я его перерасту.
– Но суть ведь в том, что я знала немного о том, что ты должна была чувствовать, потому что сама испытывала приступы паники. И я знаю, что они начинаются по причинам, которые ты не в силах контролировать. – Я думаю о едва не случившейся автокатастрофе, которая запустила мои собственные приступы. – Мы не должны позволять, чтобы негативный опыт разрушал нашу жизнь. А для тебя негативный опыт не должен стать препятствием на пути к мечте. Ладно, пора идти. Увидимся позже?
Она стискивает мою руку.
– Пойдем со мной за кулисы. У меня может случиться еще один приступ. Но если ты будешь там… Я знаю, что смогу сделать это.
– С удовольствием! – улыбаюсь я.
Глава сороковая
За кулисами теперь все иначе, чем пару часов назад. Тут царит хаос. Повсюду, держа костюмы над головой, бегают люди, огни сцены то включаются, то выключаются, пока техники тестируют разные комбинации. Я отпрыгиваю в сторону, чтобы увернуться от тележки, полной пышных юбок с оборками.
– О, хорошо, что вы нашли нашу звезду, – раздается четкий голос мадам Лаплаж, когда мы с Поузи бежим к гримерной.
– Мадам Лаплаж! Вы так добры. – Поузи чуть не приседает в реверансе, будто встретила члена королевской семьи, но в последний момент одергивает себя.
– Совсем нет, моя дорогая. Я видела отчеты нескольких ваших учителей о прекрасном прослушивании, и у вас были хорошие прогоны. Но не беспокойтесь, у каждого бывает как минимум одна неудачная генеральная репетиция, – подмигивает она. – Это практически гарантирует хороший премьерный спектакль. А теперь идите, готовьтесь.
Поузи спешит в гримерную, а я остаюсь один на один с грозной мадам Лаплаж.
– Прошу прощения, мадам, можно ли мне остаться за кулисами? Поузи считает, это поможет ей.
Она повернула ко мне свой строгий прямой нос, посмотрела на меня сверху и скривила губы.
– Не люблю бездельников за кулисами. Вы можете чем-нибудь помочь? Накладывать грим? Или помогать актерам переодеваться?
– Я могу фотографировать? – спрашиваю я тихо.
– Тогда ладно. У нас уже задействован один фотограф на спектакль, но я уверена, еще одна точка зрения не помешает. У вас есть оборудование?
Я скидываю рюкзак с плеча и показываю ей камеру.
– Отлично. – Она хлопает в ладоши. – Тогда приступайте к работе! – Она резко поворачивается, взметнув полы платья, и целеустремленно спешит прочь, распугивая попадающихся на ее пути студентов. Я выдыхаю, только теперь сообразив, что не дышала все это время. Мне отчего-то кажется, что мама и мадам Лаплаж могли бы прекрасно поладить, хотя они кардинально отличаются друг от друга.
Я вытаскиваю камеру из сумки, а другой рукой набираю сообщение маме, Эллиоту и Алексу о том, что встречусь с ними после спектакля. Затем проверяю, отключен ли у телефона звук, и приступаю к своей новой работе.
Это то, что я люблю больше всего. Как только камера оказывается у меня в руках, я будто бы становлюсь другим человеком: тем, кто не боится снимать все, что угодно, под любым углом, тем, кто пойдет практически на все, чтобы поймать уникальный момент. Я замечаю группку хористок, распевающихся для разогрева, и снимаю. А после все делается почти на автомате: навести, снять, сменить фокус.
Я останавливаюсь лишь когда мой видоискатель нос к носу сталкивается с другой камерой, в руках парня с темно-русыми, чуть волнистыми волосами. Он первый опускает свою камеру и робко мне улыбается. Конечно же, фотограф, о котором говорила мадам Лаплаж, это Каллум!