Летом жизнь Готорна была более разнообразной: рано утром он отправлялся поплавать между камней и часто весь день бродил в одиночестве по берегу, столь праздный, что ему в забаву было постоять на скале, бросая камешки в собственную тень. Однажды он остановился на длинном посту к северу от Салема, где с проезжих взималась плата, и с утра до вечера наблюдал вереницу путешественников. Церковь он не посещал никогда, однако любил в воскресное утро прятаться за занавеской, оставив окно открытым, и следить, как собираются прихожане».
После того как в 1842 г. писатель женился, ему, разумеется, пришлось вести уже не такую эгоцентричную жизнь, хотя, когда он принимался писать (он утверждал, что летнее тепло мешает его творчеству, писать он мог только осенью и зимой), ему все равно требовалось несколько часов уединения ежедневно. В Конкорде, где Готорны осели после свадьбы, он запирался в кабинете примерно до полудня или чуть дольше.
«Я честно предаюсь каждое утро уединению (в значительной степени против собственного желания), – писал он своему издателю, – и остаюсь в заключении до обеда или примерно так». За обедом, около двух часов дня, Готорн встречался с супругой. Час спустя он устремлялся в деревню, наведывался на почту и в библиотеку. На закате он возвращался домой, и жена присоединялась к нему, чтобы недолго прогуляться вдоль берега. Затем они пили чай, и Готорн час или два читал жене вслух.
Лев Толстой (1828–1910)
«Надо непременно каждый день писать не столько для успеха работы, сколько для того, чтобы не выходить из колеи»
[118].
Так пишет Толстой в одной из редких дневниковых записей середины 1860-х гг., когда он был погружен в работу над «Войной и миром». Хотя эта «колея» не описана в дневнике, его старший сын Сергей впоследствии воспроизвел примерный распорядок дня в Ясной Поляне, родовом имении под Тулой.
«Распределение дня в продолжение нашей жизни в Ясной Поляне до 1881 г. было довольно правильно и мало изменялось с сентября по май, то есть в те месяцы, когда отец писал и когда мы, его дети, учились. Летом время распределялось иначе – более разнообразно.
В учебные месяцы мы – дети и педагоги – вставали между восемью и девятью часами и шли пить кофе наверх в залу. После девяти отец в халате, еще неодетый и неумытый, с скомканной бородой, проходил из спальни вниз, в комнату под залой. Внизу он умывался и одевался. Если мы встречали его по пути, он нехотя и торопливо здоровался; мы говорили: “Папа не в духе, пока не умоется”. Затем он приходил в залу пить кофе. При этом он обыкновенно съедал два яйца всмятку, выпустив их в стакан.
После этого он до обеда, то есть до пяти часов, ничего не ел. Позднее, начиная с конца 1880-х гг., он стал вторично завтракать в два или три часа.
Утром за кофе отец был малоразговорчив и скоро уходил в свой кабинет, взяв с собой стакан чаю. С этого момента мы его почти не видели до обеда».
По воспоминаниям Сергея, Толстой работал в полном одиночестве, никому не дозволялось входить в его кабинет и даже двери в соседние комнаты запирались, чтобы обезопасить Льва Николаевича от вторжения. Воспоминания сестры Сергея Татьяны расходятся с этим утверждением: в кабинет писателя допускалась его жена. Татьяна знала, что мать тихо сидит с шитьем на диване, пока отец пишет.
Перед обедом Толстой отправлялся на прогулку или катался верхом, при этом он обычно инспектировал работы в своем имении. Затем он уже в более общительном настроении присоединялся к семье. Сергей пишет:
«В пять часов дня мы обедали. К этому времени отец приходил домой, нередко опаздывая. За обедом он бывал оживлен и рассказывал свои дневные впечатления.
Вечером, после обеда, он большею частью читал, раскладывал пасьянс или, если были гости, разговаривал с ними; а иногда он занимался с нами, читал нам вслух или давал уроки. В это время дня доступ к нему был свободен; он даже не всегда закрывал двери в свой кабинет.
Около десяти часов вечера опять все жители Ясной Поляны были в сборе, приходили пить чай в залу. В это время, как и за обедом, отец, когда был в хорошем настроении и здоров, оживленно рассказывал, особенно когда бывали гости. Перед сном он обыкновенно опять читал; одно время он вечером каждый день играл на фортепиано.
Спать он ложился около часа ночи».
Петр Чайковский (1840–1893)
В 1885 г. Чайковский снимал дачу в Майданове, в небольшой деревне под Клином, примерно в 100 километрах от Москвы. После многих лет блужданий по России и Европе 45-летний композитор испытывал величайшее облегчение от того, что его жизнь наконец-то устроилась.
«Я чрезвычайно доволен своим домиком, своим одиночеством и свободой и беспрестанно благодарю Бога, ниспославшего мне наконец то, чего я так давно жаждал», – писал он своей покровительнице Надежде фон Мекк
[119].
Остаток своей жизни он проведет в Клину или под Клином.
Вскоре после приезда Чайковский установил расписание, которому неуклонно следовал, когда находился дома. Он просыпался рано, до восьми утра, и отводил себе час на чаепитие, курение и чтение – сперва из Библии, а затем из какой-нибудь другой книги, которая тоже была для него, по словам брата Модеста, «не только развлечение, но и труд»: он выбирал, к примеру, английскую книгу или же философское сочинение Спинозы, Шопенгауэра. Затем он выходил на первую прогулку, не более чем на три четверти часа.
В 9.30 Чайковский садился за работу, но приняться за сочинение музыки он позволял себе лишь после того, как управится с нелюбимыми делами, вычиткой корректуры или личной корреспонденцией. «Петр Ильич всегда, прежде чем приступить к приятному делу, спешил отделаться от неприятного», – комментирует Модест.
Ровно в полдень он прерывался на обед, которым наслаждался вполне – Петр Ильич не был переборчив в еде и хвалил всякое блюдо, зачастую просил также передать комплименты повару. После еды он в любую погоду отправлялся на прогулку. Брат поясняет: «Где-то когда-то он вычитал, что человеку необходимы для здоровья два часа ходьбы, и соблюдал это правило с педантичностью и суеверием, будто если пяти минут недохватит, то он заболеет, произойдут какие-то невероятные несчастья».
Суеверия Чайковского отчасти были оправданы – во время прогулок в нем зарождались идеи будущих произведений, и он нередко останавливался и делал записи, которые потом проверял и развивал за пианино. В письме Надежде фон Мекк Чайковский позволяет заглянуть в свою творческую лабораторию:
«Обыкновенно вдруг самым неожиданным образом является зерно будущего произведения. Если почва благоприятная, то есть если есть расположение к работе, – зерно это с непостижимою силою и быстротою пускает корни, показывается из земли, пускает стебелек, листья, сучья и наконец цветы. Я не могу иначе определить творческий процесс, как посредством этого уподобления. Вся трудность состоит в том, чтоб явилось зерно и чтоб оно попало в благоприятные условия. Все остальное делается само собой. Напрасно я бы старался выразить вам словами все неизмеримое блаженство того чувства, которое охватывает меня, когда явилась новая мысль и когда она начинает разрастаться в определенные формы. Забываешь все, делаешься точно сумасшедший, все внутри трепещет и бьется, едва успеваешь начинать эскизы, одна мысль погоняет другую».
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
© 2020 LoveRead.ec - электронная библиотека в которой можно
читать онлайн книги бесплатно
.
Все материалы взяты из открытых источников и представлены исключительно в ознакомительных целях.
Все права на книгу Режим гения. Распорядок дня великих людей
принадлежат автору Мэйсон Карри и издательствам.