А Лондон оставалась умницей. Дома я приготовил сэндвичи, и, пока мы ели их на веранде, она вдруг указала на большое дерево на заднем дворе.
– Это Carya ovata
[8]! – воскликнула она.
– Вот это? – уточнил я, не скрывая удивления.
Она кивнула.
– Да, гикори.
– Откуда ты знаешь?
– Ты же мне показывал. – Она перевела взгляд на меня. – Помнишь?
Хоть убей, не помню, мысленно ответил я. Для меня дерево во дворе было просто деревом.
– Наверное, ты права.
– Права, конечно.
– Я тебе верю.
Она отпила молока.
– А когда мама вернется?
Я сверился с часами.
– Уже скоро.
– И мы поедем к бабуле и дедуле?
– Да, как собирались.
– Хочу сегодня что-нибудь испечь. Опять кексики.
– Бабушка будет только рада.
– А тетя Мардж и тетя Лиз приедут?
– Надеюсь, да.
– Ладно, я тогда привезу Мистера и Миссис Крапинку. Они точно захотят поехать.
– Конечно.
Она прожевала сэндвич.
– Пап, а пап…
– Что?
– Хорошо, что я останусь с тобой.
– Ты о чем?
– Мама сказала, что ходить в детскую группу я не буду. Сказала, что ты можешь работать и в то же время быть со мной.
– Так и сказала?
Она кивнула.
– Да, сегодня утром.
– Все правильно, но тебе, может быть, придется иногда посидеть в машине, пока я занимаюсь делами.
– А можно взять с собой Барби? Или Мистера и Миссис Крапинку?
– Конечно, – кивнул я.
– Ладно. Тогда будет весело.
Я улыбнулся.
– Я рад.
– А когда ты был маленький, ты ходил в дневную группу?
– Нет, за мной присматривала тетя Мардж.
– И тетя Лиз?
– Нет, тети Лиз в то время с нами не было.
– А-а, – протянула она и еще несколько раз откусила свой сэндвич, поворачивая голову из стороны в сторону. Я наблюдал за ней и думал, что она самая красивая девочка на свете.
– Папа, на дереве огромная птица! – воскликнула она. Посмотрев, куда она указывает, я тоже заметил птицу – шоколадно-коричневую, с белыми, блестящими на солнце перьями в голове. Птица на секунду расправила крылья.
– Это белоголовый орлан, – изумленно сказал я.
За все годы жизни в Шарлотте я видел орланов только два раза. Меня поразило ощущение чуда, возобновлявшееся множество раз за все время, которое мы провели вместе. Глядя на дочь, я вдруг понял, как изменились наши с ней отношения. Я освоился в своей роли, и Лондон свыклась с моим постоянным присутствием. Как только я осознал это, мысль, что с началом школьных уроков нам придется расставаться на долгие часы, больно сдавила мне сердце. В том, что я люблю Лондон, я никогда и не сомневался, но теперь я понимал, что привязан к ней не только как к моей дочери, но и как к маленькой девочке, которую я лишь недавно начал узнавать ближе.
Может, от этих мыслей, а может, от того, как прошла неделя, меня вдруг охватило непривычное спокойствие, умиротворенность. Я был подавлен, а теперь воспрянул духом. Хотя я понимал, что это ощущение может оказаться мимолетным – оно было реальным, как солнце. Наблюдая, с каким восхищением Лондон разглядывает орлана, я задумался, запомнит ли она этот момент, поймет ли, как я воспринимаю нашу недавно обретенную близость. Но все это, в сущности, не имело значения. Достаточно было и того, как я воспринимал ее, и к тому времени, когда орлан улетел, его образ уже запечатлелся в моей памяти. И остался со мной навсегда.
Глава 12
Непогода на горизонте
В феврале 2004-го, почти через два года после получения диплома и знакомства с Эмили, однажды в выходные я приехал навестить родителей. К тому времени привычка регулярно приезжать к ним уже выработалась. Обычно Эмили составляла мне компанию, но по каким-то причинам, которых теперь я уже не помню, в те выходные не смогла, и я уехал один.
Отца я застал в гараже, но возился он не со своим «Мустангом», а с маминой машиной. Сунув голову под капот, он доливал масла.
– Приятно видеть, как ты заботишься о машине своей благоверной, – пошутил я, на что отец кивнул.
– Приходится. На этой неделе ожидается снег. Зимний аварийный комплект на заднее сиденье я уже уложил. Не хочу, чтобы твоей матери пришлось доставать его из багажника, если вдруг застрянет в дороге.
– Да не будет никакого снега, – отмахнулся я. Было уже по-весеннему тепло. Я приехал в футболке, а перед выездом подумывал, не надеть ли шорты.
Он прищурился, глядя на меня из-под капота.
– А ты вообще погоду смотришь?
– Слышал что-то по радио, но ты же знаешь этих синоптиков. Они часто ошибаются.
– Мои колени тоже предсказывают снег.
– Почти двадцать градусов на улице!
– Ну, как знаешь. А мне понадобится помощь с утеплением труб, когда я здесь закончу. Не хочешь подключиться?
Надо сказать, отец всегда был таким. Если на побережье Каролины ожидался ураган, он несколько дней убирал мусор со двора, переносил вещи в гараж, закрывал ставни, хотя от Шарлотта до побережья почти двести миль. «Вы не видели, что тут творилось, когда в восемьдесят девятом ударил «Хьюго», – говорил он нам с Мардж. – Шарлотт превратился в ферму Дороти. Разнесло чуть ли не весь город».
– Ладно, сделаем, – пообещал я ему. – Но ты зря тратишь время. Снега не будет.
Я ушел в дом и некоторое время болтал с мамой, а спустя час заглянул отец и поманил меня. Я помог ему с машиной, но его предостережениям не внял. Я вообще понятия не имел, что входит в «зимний аварийный комплект». Хотя на самом деле я не подготовился только потому, что считал себя умнее отца.
Во вторник вечером температура еще колебалась около пятнадцати градусов; в среду сгустились тучи, но термометр показывал десять градусов, и я напрочь забыл об отцовских предостережениях. А в четверг на Шарлотт с яростью обрушилась буря: начался снегопад, сперва легкий, но быстро усиливающийся. К моменту моего выезда на работу шоссе уже завалило снегом. Школы закрылись на день, до агентства добралась лишь половина сотрудников. А снег продолжал идти, и, когда в середине дня я закончил работу, на дорогу было невозможно выехать. Сотни автомобилистов, в том числе и я, застряли на шоссе в разгар снегопада. К тому времени снежный покров уже превышал один фут, а снегоуборочных машин в городе было лишь несколько. К ночи снегопад полностью парализовал уличное движение в Шарлотте.