Однако прибывшие разочаровали и количеством, и своим обыденным, утомленным видом.
Жители Одинцово увидели четырех мужчин, один из которых был покрыт серой, прожженной шерстью и хромал на обе ноги, товарищам даже пришлось помочь ему слезть с прицепа, на котором он просидел весь путь, следя за тылом. Еще с ними был мальчишка с маленьким, как будто чуть вдавленным в голову лицом.
– Датути! – без тени смущения поздоровался он с собравшимися людьми.
На носилках, установленных позади сиденья Свалочника, лежала, кутаясь в одеяло, лысая девушка, чей вид был настолько жалок и болезнен, что у многих защемило сердце.
Кое-кто даже подумал, что Поганое Гнездо, вместо военной помощи, спихнуло им своих раненых.
– Это – Шестипал, – представил Лан бойца из Власихи. – Командир отряда охотников на биороботов.
– Вот и встретились, соседи, – щурясь, проговорил Гаврила Никифорович. Вряд ли это можно было принять за «добро пожаловать».
– У нас много работы, – отозвался Шестипал, гадая про себя – помнит ли его кто-то из собравшихся? Или шестипалый мальчонка, изгнанный за ворота в день своего тринадцатилетия, давно выветрился у всех из памяти?
– Мы привезли старинное оружие, – сказал Лан. – А еще – инструменты, а главное – людей, которые умеют с ним работать, – он указал на Припоя и Славу. Те как раз начали выгружать из прицепа сварочный аппарат, свои дрели и «болгарки». – Усилим железом ваши позиции, пока есть время.
– Мы уведем людей в промзону, – сообщил Глебка. – Частокол нам долго не удержать, как и территорию поселка.
Лан и его товарищи – старые и новые – поглядели на заводской корпус, сереющий геометрически правильным бетонным утесом за поселком, капищем и полосой огородов.
– А как же это все? – Титан указал на деревянные постройки, на многих из которых остались следы пожара, устроенного ночными налетчиками.
– Сделаем так, чтоб шайны подавились этим куском, – заявил командир ополчения, недобро зыркая на бойцов Власихи.
Шестипал кивнул.
– Так. Примерно ясно, что к чему. Тогда не будем терять времени: враг на подходе.
Затем все увидели, что лысая девушка привстала с носилок. Ее взгляд был прикован к одной из девочек-подростков поселения, грудь бурно колыхалась, а губы дрожали.
– Сияна! – раздался резкий, похожий на крик раненой птицы, голос. – Девочка моя! Сияна!
Одинцовские жители расступились, подросток в сарафане и поеденной молью жилетке из кожи тура оказался в центре внимания.
– Ты – Мара, да? – взволнованно проговорила девочка. – Ты – Мара?
И, не дождавшись ответа, она побежала прочь от прибывших и прочь от толпы, по пути все сильнее заливаясь слезами.
Максут-Хан с войском вступил на территорию заросших лесом руин, где до войны находился центр города.
– Здесь будет моя ставка, – он, привстав на стременах, указал на развалины ледового дворца. – Там – госпиталь, – он перевел взгляд на обширную площадь, некогда бывшую стадионом.
Эльчин-бей, склонив голову, фиксировал распоряжения господина.
– Пусть снайперы и псионики займут высоты, – продолжил Хан, небрежно указав на торчащие из зарослей остовы многоэтажных зданий. – Без моего приказа активности не проявлять. Вести наблюдение. Инженерам – начать сборку осадных орудий и заготовку снарядов для катапульт. Времени не терять! Я хочу завершить битву до ужина.
Командиры бойцов, вооруженных старинными винтовками и автоматами, принялись распределять стрелков на высоты. Мрачные псионики – с заросшими шерстью худыми лицами и большими миндалевидными глазами без белков – молча потянулись к руинам: им не нужны были слова, чтобы скоординировать действия.
Максут сделал жест, говорящий, что он собирается спешиться. Проворный слуга согнулся в три погибели, подставив повелителю вместо ступени свою спину. Хан сошел на старый асфальт, похлопал ладонью по кобуре, в которой ждал своего часа револьвер Стечкина – бесшумное и убойное оружие спецназа, а также – единственный старинный ствол, которым пользовался Хан.
– Карту мне! – предводитель крымских шайнов щелкнул пальцами.
С одной стороны ему подали драгоценный артефакт – «Атлас автомобильных дорог Московской области», с другой – не менее драгоценные очки в золотой оправе и с безупречно чистыми линзами. Максут-Хан надел очки и опустил нос к запечатанной в плотный полиэтилен странице.
– С севера перед поселением аборигенов – полкилометра пустого пространства, будет, где разгуляться коннице, – проговорил он, не глядя на военачальников, жадно ловящих каждое его слово. – Пусть инженеры построят на севере засеку! Если у селян действительно есть старинное оружие, то вот здесь нам понадобится линия обороны.
– Мы начнем строить засеку немедленно! – отозвался Эльчин-бей и, не откладывая в долгий ящик, отправил одного из своих вестовых с соответствующим приказом.
– Все ли сотни на позициях? – Максут-Хан оторвал взгляд от карты, линзы очков злобно сверкнули. – Где Сулейман-бей?
– Встал на юге – перед Можайским шоссе, – доложили Хану.
– Исмаил-бей?
– Занял промзону на востоке.
– Мурза Раиф?
– Уже разворачивает катапульты на Маршала Жукова – с западной стороны.
– Хорошо, – Хан был доволен.
– Разведчики обнаружили за лесом еще одно обитаемое поселение, – Эльчин-бей коснулся ухоженным ногтем карты. – Оно расположено вот здесь. Это Власиха, повелитель.
– Пока не интересно. Я хочу видеть Королеву Гадов.
– Она в обозе, повелитель, – Эльчин-бей указал на повозки, выстраивающиеся на дальней стороне площади перед ледовым дворцом.
Максут-Хан одним движением взмыл в седло, хлестнул фенакодуса по крупу, направил скакуна к повозкам.
Жрица Рептилии сцеживала яд с желез алой кобры. Змея высунула голову из приоткрытого контейнера для радиоактивных отходов и доверчиво держала широкую пасть распахнутой. Яд лился водянистой капелью в подставленную под клыки плоскую чашу. В свете солнца чешуйки кобры сверкали, как драгоценные камни.
– Гюльшамаш! – окликнул жрицу Максут-Хан. Взгляд золотых с вертикальными зрачками глаз встретился со взглядом глаз темных, как ночная река.
– Господин, – склонила голову жрица.
– Они засядут в старом заводе, – быстро проговорил Хан, имея в виду жителей одинцовской общины. – Это – последний и самый укрепленный рубеж их обороны. Прямо сейчас туда уводят детей, женщин и стариков. Защитники будут стоять за это место насмерть.
– Все знаки указывают на то, что ты одержишь славную победу, господин, – жрица улыбнулась, и улыбка ее была не менее смертоносной, чем яд алой кобры.
– Я надеюсь, твои знаки не врут, и тебя не напрасно кличут Королевой Гадов, Гюльшамаш.