(Не)Кулинарная книга. Писательская кухня на Бородинском поле - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина cтр.№ 10

Мне к тому моменту круиза, когда судно зашло в Сухуми, было уже очень всё равно, чему радоваться. Восемнадцать лет! Это ж очищенное импрешн! Мы ехали поэтажными цветущими долинами с видом на скалы и пики, и снега, и леса, и цветущие луга. И бог знает ещё какую красоту. Нет, происходи это всё сейчас, я бы конечно писала в блокнот, постоянно что-то отмечая, фиксируя название каждого мимо промелькнувшего населённого пункта и проч. Но мне было восемнадцать! Я и врачом-то быть не особо хотела, о писательстве (как стигме шизофрении по версии моей матушки) и речи ещё не шло. И всё вокруг было неизбывно прекрасно! Даже дорожные щиты на трёх языках. На каждом щите – надпись про одно и то же. Но на трёх языках. На русском. На грузинском. И на абхазском. На каждом из щитов было перечёркнуто ровно две надписи. Первая сверху и вторая сверху. Или первая сверху и третья сверху.

– А что это так? – радостным щенком любопытничала я.

– Так конфликт у них, – кивнул мой свёкор на шофёра и кока.

– У них? – удивилась я, пристальней глянув на пожилого шофёра и молодого кока.

– Ну да. Потому, где грузинская территория – там абхазский язык вымаран. А где абхазская – грузинский.

– А русский почему везде зачёркнут?

– А потому что глупые люди, да?! – С нарочито-игровым грузинским акцентом сказал шофёр.

– Дикий народ. Горцы! – Совсем без акцента поддакнул шофёру кок. По-русски.

Тут меня и понесло на исторические лекции. Некоторый период своей жизни я готовилась поступать на тот факультет университета, где профильной дисциплиной была история. Потому что по восьмой класс включительно я хотела быть Шлиманом.

– Лавочником что ли? – иронично вскидывала бровушку моя маман.

– Надо же! – присвистнул шофёр, внимательно прослушав про Багратидов. – А теперь как раз Грузия хочет из империи. А «лезгины» не хотят из империи. Хотят из Грузии. А как тут разделишь? Какая автономия? Как можно ликвидировать то, чего нет? – немного грустно сказал он, уже безо всякого акцента. И глубоко вздохнул. И они на каком-то из языков перекинулись с коком.

Дело было в августе 1989 года. Интересующимся юным можно набрать в поисковике «грузино-абхазский конфликт, 16 июля 1989 года».

– Давайте только без политики, мужики! – Сказал мой свёкор и нервно нацепил белую фуражку, которую снял, сев в «Волгу».

– Сами не хотим, да?! – ответил кок, снова натянув на свою русскую речь залихватский акцент.

И дальше политики не было. Вообще!

«Волга», покружляв несколько часов горами-долинами привезла нас в село, к шикарному двухэтажному дому. Он был самым обыкновенным с виду. Но сразу становилось понятно, что он сказочный, чудесный и, главное – добрый. На огороде колосилась невероятных размеров кукуруза. В два моих роста – а я совсем не гном. Огромные початки. Почти белые. С деревьев свисали какие-то диковинные плоды.

– Что это? – спросила я у первого мужа.

– Инжир. – Он сорвал толстую синевато-зеленоватую штуку и протянул мне. – Попробуй. Это очень вкусно.

«Инжир? – пронеслось у меня в голове. – Разве он не рождается сразу сушёными «камешками» прямо на прилавках Привоза?!»

Я с опаской откусила. Это был экзист-шок номер не помню какой. Оказалось, что на дереве инжир не растёт сушёный. Он был очевидно полнокровен, кожисто-бархатист, мелко-зернист и совсем не приторно-сладок.

Нас пригласили в дом.

Такого стола я не видела нигде. Ни до. Ни после. Ни до сих пор. Бесконечное количество блюд. За столом сидели три-четыре сморщенных, цвета дублёной кожи, дедугана в папахах. С равнодушными выражениями лиц. Классически такие, из кино.

– Здравствуйте! – Проблеяла я срывающимся фальцетом, забыв боевое контральто в ножнах.

Дедуганы не заметили. Меня. И не услышали. Продолжили сидеть, как статуи. Как мумии статуй.

Мне стало неловко. И я тихонько присела на краешек стула. За стол.

Внезапно поднялся звуковой шквал. Набежала толпа людей. На коке плотно повисла страшная тётенька. Очень страшная, как мне тогда показалась. Кок был так ничего себе. Светлый. С аккуратными чертами лица. Скорее похож на француза, чем на грузина. Скорее на итальянца, чем на корсиканца. А тётенька была реально страшная. Нет, может в остальном она и была красивая, но у неё был трижды ахматовский нос. И этот нос застил всё. Я не помню, какие у неё были глаза. Совсем. Я помню этот огромный нос, который поневоле притягивал мой взгляд. Мужу даже пришлось ущипнуть меня за ляжку. (Я попёрлась в горное село в прикиде восемнадцатилетней одесситки. То есть в юбке, едва прикрывающей срам, в чём-то на лямочках сверху и ещё чём-то на лямочках в виде обуви.) Ещё помню, что она была очень тощая. Это было сложно разглядеть под тёмным балахоном. Но сразу чувствовалась, что она – тощая. Волосы я не разглядела – она была в платке (или чём там?) на манер монашеского. Нет, лицо не было закрыто. Лицо было открыто. Но она была в платке. Нос в платке. Оказалось, что она – жена кока. И – дочь шофёра-грузина. Того самого, который тесть кока-абхазца.

Народу была реально толпа. Сперва мне показалось что кругом одни мужчины. Я даже съёжилась от ужаса на стуле. И вцепилась в мужа. Но оказалось что и женщин там громадьё. И все женщины тоже в платках и балахонах. Кроме девочек. И детей разнополых – целый выводок. Только они за стол не садились. Женщины и дети. Женщины хлопотали над столом, у стола, чинно вели беседы на диванах, что во множестве обнаружились по периметру той огромной гостиной, где нас принимали. Дети гоняли туда-сюда. Всё было очень масштабно, и чисто, и просто. Всё, кроме стола. Вот уж где было непросто! На столе было чудовищное изобилие незнакомой мне еды. И женщины подкладывали и подкладывали, меняли и меняли, подавали новое и снова подавали новое.

Последнее что помню: пью из рога с одним из тех, что вначале казались мумиями статуй. Хрен там! Оказалось – остроумные, весёлые, говорливые мужики. Они даже прикрикивали из-за стола на детишек. Нет, не за то, что со стола хватают. Это там детям вполне разрешалось. Как и носиться туда-сюда. Дети грозно окрикивались за нерусский язык между собой.

– У нас гости! Они не понимают наш язык! А ты понимаешь русский. Это некрасиво: позвать в дом и говорить на непонятном языке!

(Формуляр Кавказского мушкетёрского полка: «Грамоте по-русски и по-грузински читать и писать умеет».

К слову, дата рождения Петра Ивановича Багратиона и вовсе неизвестна. Если в 1765 году – точно не в Кизляре, а в Грузии. А если в Кизляре, то 1769 год куда больше похож на правду. Но какая разница, если современные природа и география для большинства загадочны. Примерно так же, как для историков всё ещё любопытен вопрос: «а мама его кто?»)

Чьи это были дети? Не все же кока. Видимо жили большим семейством. А если не жили – так в гости пришли. И явно чувствовали себя как дома.

И вот я, с животом как на девятом месяце (причём – тройней) стою у дверцы «Волги», и ещё допиваю рог винища с одним из аксакалов. И тот хохочет и морщинится солнечно и ласково. Дальше до самого судна не помню ничего. Набралась впечатлений.