За каморку в общежитии пришлось платить… собой. Ее первый мужчина – полупьяный комендант общежития, все время повторявший, что таких, как она – много, а бесплатных комнат – накось-выкуси, нету! А она, дурочка, не зная себе цену, считала, что ей сказочно повезло. Влезла во всю эту грязь. Спала с мужиками из разных комиссий, так как ее любовник, размазывая по морде пьяные слезы, умолял не губить… что-то там он пропил или украл. Потом спала за деньги с клиентами, которых он ей находил… работы не было, а жить надо было. Мерзость, мерзость! Слава богу, не пропала, не убили в пьяной драке, не заболела. Проститутка из райцентра! Остановилась вовремя. И в институт этот все-таки поступила! Не на иняз, а на филфак, правда. Вернулась не глупой чистой девочкой, а зрелой, опытной женщиной, осознающей свою женскую притягательность для мужчин и умеющей ею пользоваться. Хватило ума также закончить курсы английского…
С Крыниковым, восходящей звездой отечественного бизнеса, она познакомилась на какой-то вечеринке, куда пришла с доцентом своего института. Костя, великий ценитель женской красоты, тут же протянул к ней свои липкие лапы. Единственная мысль, появляющаяся у него при виде женщины, была мысль о цене. «Не продается!» – дала она ему понять. «Можно подумать!» – не поверил Крыников, забрасывая ее цветами и подарками. Цветы она приняла, подарки вернула. Крыников даже рот открыл, когда она сказала ему, что подарки принимает только от близких. И сразу же заревновал к этим самым близким. И как умелый рыбак, поймавший на крючок крупную рыбу, осторожно подтягивает ее к берегу, она, умелая интриганка, не торопясь, приучала его к себе.
Однажды, когда они ужинали в ресторане, она, доверчиво положив свою прекрасную руку на его здоровенную лапу и глядя в его оловянные глазки, мягко сказала, что очень ценит его дружбу, но хочет, чтобы между ними все было предельно ясно – замуж за него она не пойдет никогда (глаза Крыникова полезли на лоб – кто здесь говорит о замужестве?), так как с ее точки зрения институт брака безнадежно устарел, детей ей заводить еще рано, и, вообще, она собирается за границу – друг вызывает поработать в его фирме в Лондоне переводчицей, а там видно будет. Так что, спасибо за прекрасную дружбу и прощайте.
О, вы, девы и зрелые матроны, мечтающие о замужестве! Выберите любого и внушайте ему каждый день, что для легких отношений он, быть может, и годится, а для серьезных – ни-ни! Всякий мужчина – охотник в душе, а кто же преследует дичь, которая сама лезет в руки, и даже не дичь вовсе, а так, домашняя птица, гусыня. То ли дело – дикая утка в полете! Посвистывает крыльями, только что была здесь, и вот – уже нет, раз – и умчалась, как летящая стрела, только перышки сверкнули на солнце.
Они поженились через две недели. Венчались в церкви Казанской Божьей Матери. Крыников сиял, поглядывая на новое приобретение – ослепительно красивую невесту. Каждый получил то, что хотел. Он – красавицу жену на зависть приятелям, она – статус и деньги. Любовь, уважение, тепло, она усмехнулась, не для бедных девушек. Это штучный товар, причем далеко не первой необходимости. И только очень богатые могут себе позволить… быть может, если остались силы… В ее годы не начинают сначала. Да и Вика – единственная радость ее жизни, которой нужно все самое лучшее – престижная школа, а потом и престижный вуз, возможно, за границей, одежда, еда, курорты и деньги, потому что растет наивной и доброй, а, значит, и беззащитной, не в крыниковскую породу, и нужно уберечь ее, отгородить стеной от подлого мира, а это – тоже деньги, много денег! Да и она привыкла ни в чем себе не отказывать. Чего стоит одна вилла на Мальте с названием, от которого хочется плакать, каяться и думать о смысле жизни – «Сладчайшее сердце Иисуса», купленная Крыниковым по ее просьбе.
Она усмехнулась, вздохнула и захлопнула сумочку. Разжала пальцы, и обгорелый клочок, кружась белой бабочкой, скользнул на пол…
* * *
Спустя дня три-четыре Елена Николаевна сказала мужу за ужином, что на весенних каникулах она хочет вывезти Вику на море, подальше от этой жуткой погоды.
– Я же давно предлагал, а ты не хотела, – удивился и, кажется, обрадовался Крыников.
– У меня депрессия от нашей весны, – пожаловалась Елена Николаевна. – Да и Вика кашляет уже две недели.
– Не вопрос! – ответил муж и занялся отбивной. А в самом конце ужина сказал внезапно: – Кстати, все забываю тебе сказать, я тут надумал купить кабаре. Умер владелец, и семья отдает почти задаром. Надо будет сводить тебя туда как-нибудь, у них не слабая программа.
* * *
…Примерно через две недели в рабатской газете появилась заметка о таинственном исчезновении жены и дочери видного предпринимателя… Репортер, ссылаясь на слова префекта полиции, выдвинул версию о похищении с целью выкупа. Хотя не исключалась также и версия о сведении счетов между членами «русской мафии», нагоняющей ужас на все цивилизованные страны мира…
Крыников примчался на Мальту в сопровождении начальника собственной СБ и охраны из двух человек. Домоправительница, мадам Леруа, всплеснула руками при виде хозяина и быстро заговорила на языке, который Крыникову не был понятен. Из всего сказанного он понял только два слова: «мадам» и «Элен». Он взял протянутый мадам Леруа конверт и тут же вскрыл его. Пробежал письмо глазами, скомкал, тяжело сел, почти упал на коричневый кожаный диван и задумался, совершенно забыв о людях, стоявших рядом…
Глава 12,
она же Эпилог
Обратись лицом к седьмому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе…
С. Есенин
Где-то очень далеко, в богом забытом месте, ранними сентябрьскими сумерками, на большой открытой веранде с видом на заснеженные пики гор и реликтовые хвойные леса, сидели двое не очень молодых мужчин и беседовали о том, о чем любят беседовать немолодые серьезные мужчины. О политике, событиях в мире и возможном их развитии в будущем, а также о новом геополитическом порядке и месте в нем различных стран. О судьбах человечества.
– А, кстати, известно ли вам, – сказал господин де Брагга, – что зачинатель международного права, доминиканский монах Франческо де Виттория
[12], был моим… соотечественником?
– Неизвестно, – ответил Маренич. – Но я вам верю. И прихожу к выводу, что все, или почти все выдающиеся мужи Возрождения были вашими, как вы сказали, соотечественниками, а сама эпоха стала возможной исключительно благодаря их присутствию среди незрелого человечества.
Де Брагга рассмеялся:
– Я этого не сказал. Я думаю, причина, почему многие мои соотечественники стали выдающимися… мне придется употребить слово «люди», ибо я не знаю, как нас назвать… стали выдающимися людьми, заключается в том, что нам отведено больше времени. И следовательно, мы успеваем больше. Вы же – нерационально кратковечны. По недосмотру или случайности, природа наделила вас разумом, и в результате оказалось, что божественный дар принадлежит существу, чей век так обидно короток. Человек – постоянное противоборство двух сил – разума и инстинкта. Представляю, что бы вы натворили, если бы жили триста лет.