Лестница к звездам - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Калинина cтр.№ 11

Из обрывков разговоров матери с бабушкой и тетей Леной я смогла кое о чем догадаться, кое-что подфантазировать. У дяди Бори была любовная история с какой-то девушкой, мать которой была категорически против их брака. Это оказалось той самой преградой, через которую они либо не смогли, либо не захотели перешагнуть. Дядя Боря закончил университет, прожил полгода в Лондоне, куда попал в порядке обмена одаренными аспирантами-лингвистами, блестяще защитил диссертацию по английскому театру эпохи Возрождения, издал поэтический сборник, вступил в Союз писателей — и вдруг ушел в монастырь. Со слов тех же родственников я сделала вывод, что его регулярно проведывали и его возлюбленная, и ее мать, причем поодиночке. Потом дядя Боря ушел из монастыря и два года неизвестно где скитался. Когда он вернулся в монастырь, его, кажется, больше никто не проведывал. Два раза в году — на Рождество и Пасху — он писал матери, то есть моей бабушке, открытки.

— Я не поеду. Нет.

Мы сидели на лавке под могучей липой.

— Ты потом об этом пожалеешь.

Я смотрела на благородный тонкий профиль дяди. Он совсем не отвечал моим представлениям о монахе. Казалось, в этом высоком красивом человеке с густыми темно-каштановыми волосами еще не отбушевали земные страсти.

— Я буду жалеть, если поеду.

— Как хочешь. — Я взглянула на часы. Мой автобус отходил через сорок минут. Мне хотелось успеть заглянуть в храм. — Тогда до свидания, дядя.

— Постой. — Он взял меня за локоть. Руки у него были сильные и по-мужски изящные. — Хочу попросить тебя об одолжении. — Из складок своей широкой хламиды он извлек тетрадку и протянул мне. — Перепечатай, пожалуйста. И отошли по почте по адресу, что на первой странице.

— Хорошо.

Он впервые за время нашего свидания посмотрел на меня внимательно. И тут же смущенно отвел глаза.

— Ты очень привлекательная девушка. Пока не замужем?

Я отрицательно покачала головой.

— Если не выйдешь в ближайший год-два, потом будет очень трудно это сделать. Почти невозможно. Я вижу над тобой венец безбрачия. Это за грехи твоего деда.

— А что он такого сделал? — недоуменно спросила я.

Лицо дяди исказилось злобной гримасой.

Это так не вязалось со смиренным монашеским обликом, который я рисовала в своем воображении.

— Он бросил одну женщину ради другой. Потом и той, другой, стал изменять. Бог покарал его за это.

— Мне казалось, Бог не способен карать.

— Это неверная концепция, — горячо возразил дядя. — Ее придумали люди, чтоб оправдать свои грехи.

Я решительно встала со скамейки.

— Мне пора. Сделаю все, как ты сказал.

Он тоже встал, повернулся ко мне лицом и взял меня за руку.

— Не осуждай меня, дитя.

В церкви было безлюдно. Я всматривалась в светлый лик Христа в отблеске горящих свечей. Неужели этот человекобог способен причинить кому-то зло? Мне очень не хотелось в это верить.

В автобусе я раскрыла тетрадку. Почерк был мелкий, но на редкость красивый и четкий. Создавалось впечатление, будто тот, кто писал это, получал удовольствие, выводя каждое слово. Я погрузилась в чтение, с каждой страницей все больше и больше загораясь интересом к личности дяди и его удивительной судьбе. Он изменил имена, но факты, я была уверена, воспроизвел со скрупулезной точностью.

Он рос вполне благополучным ребенком. В школе его всегда ставили в пример другим — и в поведении, и в учебе. Мать говорила родным и знакомым: «С сыном у меня нет никаких проблем. Я спокойна за его будущее».

После школы Адам поступил в университет. Правда, не на химфак, как хотели родители, а на филфак. Он сделал так, чтобы пойти наперекор родительской воле, хотя и не сразу это осознал. И все его дальнейшие поступки диктовались именно этим самым «вопреки»: вопреки матери, не любившей классическую музыку, он часто играл Моцарта и Шопена; вопреки отцу, вынуждавшему сына стричься каждые две недели чуть ли не наголо, отпустил роскошную шевелюру; вопреки заведенному в доме порядку ложиться спать в половине одиннадцатого укладывался после полуночи, хотя по утрам от недосыпания часто ломило в затылке. Подобных примеров можно было бы привести немало. Но, несмотря на это, Адам очень любил своих родителей и желал им добра и долголетия.

С музыкой у него были отношения, как у двух влюбленных, чья страсть после каждой разлуки вновь крепнет. В раннем детстве мать отдала его в музыкальную школу, как водится, не спросив на то согласия ребенка. Он учился в школе лучше всех, хотя педагоги и твердили в один голос, что мальчик не реализует и половины своих возможностей. Без всякого напряжения Адам сдал экзамены в музыкальное училище.

В шестнадцать он познал физическую любовь, как говорят нынче, секс. Это случилось естественным образом и никак не повлияло на его психику. Ему понравились эти сексуальные забавы — они оказались в ряду тех же приятных, бодрящих тело ощущений, что и утреннее купание в реке, езда верхом, катание на коньках в морозный день и тому подобное. Девчонки, с которыми он занимался сексом, были в основном его ровесницами и смотрели на эти регулярные экзерсисы примерно так же, как смотрел на них он, — без тени романтических иллюзий. Не было ни ревности, ни пылкости чувств, ни каких-либо других страстей, зато были приятные ощущения физического характера, после которых лучше циркулировала кровь, приливали силы, переставала кружиться голова. Словом, физическая сторона любви не была для него той вожделенной тайной за семью печатями, на разгадывание которой многие устремляют все силы и чувства.

В то лето семья жила в Крыму, снимая дачу у двоюродной сестры матери Адама. Житье было вольное, усадебное — просторный дом, затененная зеленью терраса с плетеной мебелью и настоящим самоваром, довольно большой сад за высоким забором. А в придачу тетушка — с буклями, в неизменных кружевных воротничках, с рассказами о старинной жизни, в которых почерпнутое из книг причудливо переплеталось со стародевичьими фантазиями.

Он спал в саду под старым орехом, представлявшим собой обособленный мир веток, веточек и листьев, на допотопной кровати с высокими деревянными спинками. Рядом с ней стоял стул. Адам называл свое обиталище зеленой резиденцией. Он почти не бывал в доме, если не считать проведенного у пианино времени. Обычно это были часы, когда все, за исключением пожилой тетушки, уходили на пляж. Сам он купался рано утром и поздно вечером — не хотел делить обожаемое море с кем-то еще.

В тот день жара была особенно удушливой, на горизонте со стороны Турции теснились тучи. Он играл «Токкату» Равеля и, соблазненный журчанием звуков, решил освежиться. Пляж кишел лоснящимися от пота и кремов телами отдыхающих. Море шумно вздыхало, накатывая на берег огромные волны. Адам быстро вошел в воду и поплыл. В ту сторону, где тяжелые низкие тучи то и дело вспарывали ветвистые молнии.

Буря налетела внезапно. Высокие волны не представляли опасности в открытом море для тех, кому вода была родной стихией, зато там, где эта стихия обрушивалась на сушу, началось настоящее светопреставление.