Несколько глотков не казались большой опасностью. Они
согревали меня теперь, а пронзительность волынок и пиликанье скрипок были
приятными после поворотов в скачке через Отражения, от которых немеет мозг.
Я прижался спиной к стене и задымил трубкой. Я наблюдал за
танцующими.
Человечек все говорил, говорил. Все прочие игнорировали
меня. Хорошо. Я слушал какую-то фантастическую байку о рыцарях, войнах и
сокровищах. Хотя я слушал ее меньше, чем вполуха, она убаюкивала меня, и даже
выудила несколько смешков.
Внутри, однако, мое скверное «Я» предупреждало меня: «ладно,
Корвин, ты принял достаточно, время прощаться и уходить…»
Но мой стакан казалось по волшебству наполнился вновь, и я
принял его и пригубил из него. Еще один, еще один. Это — о'кей.
— Нет, — сказало мое другое «Я», — он
зачаровывает тебя. Разве ты этого не чувствуешь?
Я не чувствовал, что какой-то карлик сможет так перепить
меня, что я окажусь под столом. Но я был утомлен, а поел мало. Наверное, было
бы осмотрительней…
Я почувствовал, что клюю носом. Я положил трубку на стол.
Каждый раз, когда я моргал, требовалось, кажется, все больше времени, чтобы
вновь открыть глаза. Я теперь приятно согрелся, при всего лишь слабеньком милом
покалывании онемения в моих мускулах.
Я себя дважды поймал на том, что клюю носом. Я попытался
думать о своем задании, о своей личной безопасности, о Звезде… Я что-то
пробормотал, все еще смутно бодрствуя за своими веками. Было бы так хорошо,
просто оставаться в таком же состоянии еще полминуты…
Музыкальный голос человечка стал монотонным, упал до
гудения. В самом деле не имело значения, что он говорил.
Заржала Звезда.
Я резко выпрямился, широко раскрыв глаза и открывшаяся
передо мной сцена начисто вымела всякий сон у меня из головы.
Музыканты продолжали свое выступление, но теперь никто не
танцевал. Все пирующие тихо приближались ко мне. Каждый держал что-нибудь в
руке кубок, дубину, меч… Тот, что в кожаном фартуке, размахивал своим секачом.
Мой собеседник как раз притащил толстую палку оттуда, где она стояла у стены.
Несколько из них замахивались мелкими кусками мебели. Из пещер, неподалеку от
ямы с костром, появлялись все новые и у них были камни и дубины. Всякие следы
веселья исчезли, и их лица теперь либо ничего не выражали, скривившись в
гримасах ненависти, либо очень мерзко улыбались. Гнев мой вернулся, но он не
был добела раскаленным, оставленный мной ранее. Глядя на эту орду перед собой,
я не имел ни малейшего желания возиться с ней. Пришла поумерившая мои чувства
осмотрительность. У меня было задание. Мне не следует здесь рисковать своей
головой, если я смогу придумать другой способ управиться с делом. Но я был
уверен, что разговорами мне не отделаться. Я глубоко вздохнул. Я увидел, что
они готовы броситься на меня, я подумал вдруг о Бранде и Бенедикте в Тир-на
Ног-те. Бранд-то ведь даже не был полностью настроен на Камень. Я снова
зачерпнул сил из этого огненного камушка, становясь подтянутым и готовым
положить вокруг себя кучу трупов, если дело дойдет до этого. Но сперва я
попробую добраться до их нервной системы…
Я не был уверен, как сумел сделать Бранд, поэтому я просто
потянулся к Камню, как я поступал, когда менял погоду. Странное дело, музыка
по-прежнему играла, как будто эта акция маленьких людишек была всего лишь
каким-то скверным продолжением их танца.
— Стоять смирно, — я произнес это вслух и вложил в
это всю свою волю, подымаясь на ноги. — Замрите. Превратитесь в статуи.
Все вы.
Я ощутил тяжкую пульсацию в своей груди. Я почувствовал, как
силы выходят наружу, точь в точь как в тех других случаях, когда я применял
Камень.
Мои миниатюрные нападающие застыли. Ближайшие стояли,
остолбенев, но среди тех, кто в тылу, было еще движение. Затем волынки
испустили сумасшедший визг и скрипки замолкли. И все же я не знал, дотянулся ли
я до них, или они сами остановились, увидев, что я встал. Затем я почувствовал,
как вытекающие из меня огромные волны силы, внедряют все собрание в
уплотняющуюся матрицу. Я почувствовал, что все они попали в капкан этого
выражения моей воли и, протянув руку, отвязал Звезду.
Держа их с такой же полнейшей сосредоточенностью, как все
что я использовал, когда проходил через Отражения, я провел Звезду к дверям.
Там я обернулся бросить последний взгляд на замершее собрание и толкнул Звезду
вперед себя по лестнице. Следя за ней, я прислушивался, но снизу не доносилось
никаких звуков возобновившейся деятельности.
Когда мы выбрались, рассвет уже осветил восток. Странно,
когда я сел на коня, то услышал отдаленное пиликанье скрипок. Спустя несколько
секунд мотив подхватили волынки. Впечатление было такое, словно для них не
имело значения, преуспеют ли они в своих замыслах против меня, или нет, гулянию
предстояло продолжаться.
Когда я направился на юг, из дверей, которые я только что
покинул, меня окликнула маленькая фигурка. Это был их предводитель, с которым я
пил. Я натянул поводья, чтобы лучше уловить слова.
— И куда вы путь держите? — крикнул он мне вслед.
— Почему бы и нет? К концам Земли! — гаркнул я в
ответ.
Он отколол джигу на своей разбитой двери.
— Счастливого пути тебе, Корвин! — крикнул он.
Я махнул ему рукой. Почему бы и нет, в самом деле? Иногда
чертовски трудно отличить танцора от танца.
Глава 6
Я проскакал меньше тысячи метров к тому, что было когда-то
югом, и все остановилось — земля, небо, горы. Я оказался лицом к лицу с листом
белого цвета. Я тогда подумал о незнакомце в пещерах и его словах. Он
чувствовал, что эта гроза зачеркивает мир, что она соответствует чему-то из
местной апокалиптической легенды. Наверное, она и соответствовала. Наверное,
это была волна Хаоса, о которой говорил Бранд, двигающаяся в эту сторону,
проходящая, уничтожающая, разрывающая. Но этот конец долины был не затронут.
Почему должен остаться он? Затем я вспомнил свои действия.
Я использовал Камень, заключенную в нем мощь Лабиринта,
чтобы прекратить грозу над этим районом. А если это было больше, чем обыкновенная
гроза? Если так, то как мне было продолжать свой путь?
Я посмотрел на восток, откуда светлел день. Но солнце
стояло, вновь взойдя в небеса, даже, скорее, огромная ослепительная, ярко
надраенная корона, с висящим, продетым сквозь ее сверкающим мечом. Я услышал
откуда-то птичье пение, с нотами почти словно смех. Я нагнулся вперед и закрыл
лицо руками. Безумие…
Нет! Я бывал прежде в ненормальных Отражениях. Чем дальше
путешествуешь, тем более странными они иногда становятся. До тех пор, пока не…
Что это я подумал той ночью в Тир-на Ног-те?