– Лады, я вижу, как это разыгрывается, – заговорил Марс. – Вы здесь затем, чтобы обжулить меня и позаботиться, чтобы я угодил обратно на кичу. Что ж, я больше ни слова вам не скажу, пока здесь не будет моего адвоката.
– Я уже сказал тебе, Мелвин: я здесь, чтобы установить истину. Если ты не убивал своих родителей, я сделаю все, что в моих силах, чтобы доказать это и вытащить тебя из тюрьмы с полной амнистией.
– Я не убивал своих родителей. Но я просидел в тюремной камере два десятка лет, готовясь к игле, а потом должен буду ждать еще – и снова к ней готовиться. Знаешь, каково это?
– Ни малейшего понятия, – отозвался Декер.
Этот комментарий Марса удивил. Он бросил взгляд на дверь.
– А почему ты попросил своего напарника удалиться?
– Подумал, что тебе будет комфортнее говорить со мной, а не с ФБР.
– Но ты ведь из ФБР.
– Еще две недели назад я жил на помойке посреди Огайо, и в кармане у меня было баксов шестьдесят и почти никакого будущего, кроме сраных частных расследований. – Он помолчал. – Если тебе еще нужен адвокат, то я ухожу, – и встал.
– Погодите. Вы… ты сказал, что мое дело схоже с чем-то по поводу твоей семьи?
– Определенные параллели, да.
– И что случилось с твоей семьей?
Декер снова сел.
– Кто-то их убил. Мою жену, дочь и шурина. Я нашел тела однажды вечером, когда вернулся с работы.
На лице Марса не осталось ни следа враждебности.
– Черт, мужик, прости.
– Прошло около шестнадцати месяцев без единого ареста. А потом этот тип явился в полицейский участок с признанием.
– Блин, он это сделал?
– Все обстояло несколько сложнее, – поглядел на него Декер.
– Ладно, – неуверенно проронил Марс.
– Но мы задержали виновных. И призвали к ответу.
– Они в тюрьме?
– Нет, они в могилах.
Мелвин вытаращил глаза.
– Но это история, и все кончено, – продолжал Амос. – Давай поговорим о настоящем. Твоем настоящем.
– Что я должен сказать, Декер? – развел руками Марс. – Я был черным, обвиненным в убийстве собственных родителей, и один из них был белым. Ну, здесь ведь Юг. Это Техас. Все обожали меня, когда я был звездой футбола. Но когда меня обвинили, у меня не осталось ни единого друга. Я был просто черным бакланом, сражавшимся за собственную жизнь. Дьявол, Техас казнит народу больше всех, и сплошь черных.
– А контракт с твоими родителями?
– Я знал, что невиновен, но слушался своего адвоката. Я могу тащить мяч и делать тачдауны, мужик. Но о законах и судах я тогда не знал ровным счетом ничего.
– Значит, твой адвокат знал о контракте?
– Ага, я ему сказал. Но он сказал, что мы не обязаны ничего говорить обвинению. Выяснять – их работа.
– Пожалуй, с формальной точки зрения это действительно так.
– Но с нравственной, я сам знаю, это отстой. Я хотел встать перед залом и поведать свою историю. Я хотел, чтобы люди услышали ее с моей точки зрения. Но он убедил меня не делать этого. Я и не стал. А потом мы проиграли, и я все равно оказался в жопе.
– Что ты сделал с контрактом?
– Смыл в унитаз. Но позволь тебе сказать, меня не напрягало дать эти деньги родителям. Я собирался заработать куда больше. Я прорабатывал рекламные сделки, которые принесли бы мне больше, чем футбол.
– А потом все накрылось.
– Быстрее, чем я мог бы пробежать сорок ярдов, – устало покачал головой Марс.
– Расскажи мне о родителях.
– Что ты хочешь знать?
– Я хочу знать их прошлое. Откуда они? Они родились в Техасе? Или приехали откуда-то еще?
– Сомневаюсь, что смогу рассказать, – растерянно проронил Марс. – Со мной они об этом не говорили.
– А как насчет родственников? К которым вы ездили в гости или которые навещали вас?
– Такого не бывало ни разу.
– Никакой родни?
– Никакой. Мы ни разу никуда не ездили. И никто к нам не наведывался.
– Это весьма необычно.
– Пожалуй, соглашусь задним числом. Но именно так все и обстояло. А родители, можно сказать, души во мне не чаяли. Так что все было клево. Мне нравилось.
– Расскажи мне об отце.
– Крупный мужчина. От него-то мне и достались габариты и рост. Сильный, как вол. Мама была высоковата для женщины, где-то пять футов девять дюймов
[21]. А уж бегать умела, скажу я тебе! Когда я был пацаном, мы бегали вместе. Могла и рвануть спринтом и была очень вынослива. Загоняла меня в доску, пока я не пошел в старшие классы.
– Так скорость у тебя от нее?
– Наверное.
– Может, занималась спортом, когда была моложе. Может, и отец тоже.
– Не знаю, они ни разу не говорили об этом.
– У тебя дома не было их фотографий. А они вообще были?
Марс снова откинулся на подушку.
– Они не очень любили фотографироваться. Помню, было одно их фото на полке в гостиной, которое они сделали, когда я учился в старших классах. Пожалуй, и всё.
Декер пристально вглядывался в него.
– Эй, – встрепенулся Марс, – я понимаю, что это выглядит белибердой, но тогда оно все именно так и было, ясно? Я об этом даже не задумывался.
– Я видел старое зернистое фото твоих родителей. Но расскажи, как мать выглядела в твоих глазах.
Марс расплылся в улыбке.
– Она была очень красивая. Все это говорили. Она могла бы быть моделью или типа того. Батя говорил, что нашел жену себе не по чину.
– Я сделал фото гардероба твоих родителей, – продемонстрировал Декер свой телефон. – Не представляешь, что это означает?
– АК и РБ? – прочитал Марс с экрана. – Совершенно без понятия, что это значит. Это было у них в гардеробе?
– Ага.
– Не знаю. Ни разу не заглядывал к ним в гардероб.
– Ладно. Твой отец работал в ломбарде, а мама преподавала испанский и подрабатывала шитьем?
– Ага.
– Для кого она шила?
– Какой-то местной компании требовались штучные изделия. Платили немного, зато она могла работать на дому.
– А испанский? Она ходила в школу, чтобы преподавать?
– Нет, детей она не учила. Она учила взрослых. По большей части белых чуваков. Через границу приходила масса народу в поисках работы и все такое. И их наниматели учили испанский, чтобы говорить им, что делать. Вот мама их и учила.