Для своего племени Пирри мертв навсегда.
— Вы поможете нам, Дэниэл? — спросил Виктор Омеру.
— Да, — ответил Дэниэл. — Помогу. Я возьму эти кассеты в Лондон. Организую их показ по телевидению в Лондоне, в Париже и в Нью-Йорке.
— Чем еще вы нам поможете? — спросил Виктор.
— А какой помощи вы от меня ждете? — ответил Дэниэл. — Что я могу сделать?
— Вы солдат — и хороший солдат, судя по отзывам. Вы присоединитесь к нашей борьбе за свободу?
— Солдатом я был давно, — поправил Дэниэл, — в жестокой и несправедливой войне. Я научился ненавидеть войну так, как может только ее участник.
— Дэниэл, я прошу вас принять участие в справедливой войне. На этот раз я прошу вас выступить против тирании.
— Я больше не солдат. Я журналист, Виктор.
— Вы по-прежнему солдат, — возразил Виктор. — И это ваша война. Война любого порядочного человека.
Дэниэл не стал отвечать сразу. Он посмотрел на Келли, думая попросить ее поддержки. И тут увидел ее лицо. Здесь он не найдет утешения. Он снова посмотрел на Виктора, и старик наклонился к нему.
— Мы, ухали, мирный народ. Поэтому в одиночку мы не сумеем свергнуть тирана. Нам нужно оружие. И нужны люди, которые научили бы нас с ним обращаться. Помогите мне, Дэниэл, пожалуйста. Я найду смелых молодых людей, которые вам понадобятся, если вы пообещаете обучить их и командовать ими.
— Я не хочу… — начал Дэниэл, но Виктор остановил его.
— Не отказывайте сразу. Сегодня больше ничего не говорите. Пусть вам приснятся мужчины и женщины, которых вы видели в лагерях. Пусть приснятся те, кого убили в заливе Орла-Рыболова или депортировали оттуда, приснится братская могила в лесу. Ответ дадите утром. — Виктор Омеру встал. Он остановился возле стула Дэниэла и положил руку журналисту на плечо. — Спокойной ночи, Дэниэл, — сказал он, спустился по ступеням веранды и, освещенный луной, направился к своему маленькому бунгало за садами.
— Как вы поступите? — тихо спросила Келли.
— Не знаю. Правда, не знаю. — Дэниэл встал. — Скажу завтра. А сейчас послушаюсь Виктора. Лягу спать.
— Да.
Келли встала рядом с ним.
— Спокойной ночи, — сказал он.
Она стояла очень близко, наклонив к нему лицо. Он поцеловал ее. Поцелуй вышел долгий. Потом Келли отодвинулась на несколько дюймов и сказала:
— Пошли. И повела его к своей спальне.
Когда на следующее утро он проснулся рядом с ней под москитной сеткой, было еще темно.
Она положила руку ему на грудь. Ее теплое дыхание касалось его шеи. Дэниэл почувствовал, что она просыпается.
— Я сделаю то, что хочет Виктор, — сказал он.
Она на несколько мгновений перестала дышать, потом сказала:
— Это не была взятка.
— Знаю, — ответил он.
— То, что произошло между нами ночью, — совсем особая вещь, — сказала она. — Я хотела этого с самой первой нашей встречи, нет, даже раньше. Когда я в первый раз увидела тебя на экране, я в тебя влюбилась. — И я долго ждал тебя, Келли. Я знал, что ты где-то есть. И наконец нашел.
— Не хочу терять тебя так скоро, — сказала она и поцеловала его. — Пожалуйста, вернись ко мне.
* * *
Два дня спустя Дэниэл ушел из Гондолы. Его сопровождали Сепо и четверо носильщиков-бамбути.
На краю леса он остановился и оглянулся. Келли стояла на веранде. Она помахала рукой. Выглядела она очень молодо, по-девичьи, и он почувствовал, как у него сжимается сердце. Не хотелось уходить так скоро, после того как он нашел ее.
Он помахал в ответ и заставил себя отвернуться.
Когда они начали подниматься по склону горы, лес уступил место бамбуку. Бамбук рос так часто, что иногда приходилось на четвереньках пробираться по ходам, проделанным гигантскими кабанами.
Вверху бамбук стоял сплошной преградой.
Поднявшись еще выше, они оказались на мрачных вересковых пустошах высокогорья, на высоте двенадцать тысяч футов над уровнем моря, где рос гигантский крестовник с головками, усеянными пурпурными цветами; заросли походили на батальоны воинов в броне.
Бамбути кутались в одеяла, выданные Келли; они выглядели жалкими, совершенно не в своей тарелке.
Не доходя до перевала, Дэниэл отослал их обратно.
Сепо попытался с ним спорить:
— Кукоа, без Сепо ты заблудишься в горах, и Кара-Ки рассердится. Ты не видел, как она по-настоящему сердится. Это зрелище только для очень храбрых.
— Посмотри туда. — Дэниэл показал наверх, на вершины, видные в облаках. — Там холод, какого не знает ни один бамбути. Белым сияет лед и снег; он такой холодный, что обожжет тебе кожу.
И Дэниэл пошел дальше один, неся драгоценные кассеты под курткой, поближе к телу, пересек горы ниже морены ледника Руватамагуфа и через два дня после расставания с Сепо оказался в Заире. Он обморозил три пальца на руке и один на ноге.
Районный полицейский комиссар в Митсоре привык к беженцам из-за гор, но ему редко приходилось видеть белое лицо, английский паспорт и пятидесятидолларовую купюру. Этого беженца он не стал отправлять обратно.
Два дня спустя Дэниэл на пароходе плыл по реке Заир, а еще через десять дней сошел с самолета в Хитроу. Кассеты по-прежнему лежали у него в кармане.
Из своей квартиры в Челси он позвонил Майклу Харгриву в посольство в Кахали.
— Милостивый боже, Дэнни! Нам сообщили, что вы с Бонни Мейхон пропали в лесу у Сенги-Сенги. Армейские патрули искали вас.
— Насколько безопасна эта линия, Майк?
— Ну, своей репутацией я бы не поручился.
— Тогда все расскажу при следующей встрече. А пока вышли мне, пожалуйста, пакет, который я просил тебя сохранить. Перешли его мне со следующей дипломатической почтой.
— Подожди, Дэнни. Я отдал пакет Бонни Мейхон. Она сказала, что ты попросил ее забрать пакет.
Дэниэл на несколько мгновений замолчал. «Курица. Отдала прямо им в руки. Что ж, тут и сказочке конец».
— Она мертва, Майк, точно мертва. Отдала им пакет, и они ее убили. Сочли меня мертвым и убили ее. Просто и аккуратно.
— Кто «они»? — потребовал ответа Майкл.
— Не сейчас, Майк. Сейчас не могу сказать.
— Прости за пакет, Дэнни. Она была очень убедительна. Но мне не следовало уступать. Должно быть, старею.
— Особой беды нет. У меня есть более сильное средство.
— Когда я тебя увижу?
— Надеюсь, скоро. Я дам тебе знать.
Несмотря на то, что он не известил студию заранее, ему выделили монтажную.
Дэниэл работал без отдыха, и это помогало смягчить печаль и угрызения совести из-за того, что произошло с Бонни Мейхон. Он чувствовал, что виноват.