— Говорю вам, я сам могу провести вас через леса. Я уже…
— Делали это два или три раза.
— Два.
— С посторонней помощью.
— С некоторой помощью — да. Но с картой я мог бы пройти по реке Саклук. Вам незачем обращаться к де ла Росе.
— Эрик… — Я окинула его взглядом. Мы оба были в испарине, устали после ночного перелета. Я положила руку ему на плечо. — Лучшего проводника и быть не может. Не надо со мной спорить.
Но он не был бы Гомарой, если бы сдался так просто. Он применил против меня все свои полемические способности, однако в споре с женщиной они оказались ни к чему. Эрик мог выдвигать самые что ни на есть убедительные и логичные доводы, но я сокрушала их одним и тем же убийственным способом — сложив на груди руки, смотрела на него неумолимым взглядом и повторяла: «Нет!» или «Ну и что?».
Вскоре он утомился и, присев на ступеньки, замолчал. Окинув взглядом улицу, снова посмотрел на меня.
— Знаете что? — сказал он.
— Что?
— Ладно. — Он развел руками. — Будь по-вашему. Вы меня победили. Вы… вы… настоящая Санчес.
— Вот и хорошо, — сказала я. — Это оказалось проще, чем я думала.
— Только не задавайтесь.
— Должно быть, это мой отец вас так напугал.
— Должен признать, у него есть определенный дар убеждения. Бешеный взгляд — неплохой ход. Угрозы — еще лучше. Должно быть, он научился этому от вашей матери.
— Вставайте.
Вздохнув, Эрик медленно поднялся на ноги.
— Кроме того, — сказала я, — Иоланда может и не согласиться нам помочь.
— Тогда остается только надеяться. На де ла Росу.
— Да, а вот если она согласится… В последний раз, когда я ее видела, она была очень красива…
Он энергично закивал:
— А, ну тогда конечно! Это же все меняет! Кроме того, как мы сейчас услышали, девушка любит шляться по барам. Тоже здорово, правда?
Я посмотрела вдаль. По затопленным улицам медленно двигались вереницы белых и желтых такси.
— На самом деле Иоланда де ла Роса может оказаться гораздо хуже, чем вы думаете.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Когда мы с Эриком снова появились в заведении «У Педро Лопеса», сумерки сменила темная ночь. Мы уже наведывались сюда раньше, в четыре часа дня, и хотя как трезвый хозяин, так и подвыпившие посетители дружно утверждали, что знают Иоланду, ее не удалось обнаружить ни на стоявших возле деревянного бара высоких табуретах, ни возле расставленных в зале столов. Нельзя сказать, что Эрик покидал бар с сожалением. Расположенный в восточной части города район номер один путеводители не слишком хвалят, описывая его с помощью таких прилагательных, как «непривлекательный» и «убогий», а также предупреждая о том, что путешественника здесь запросто могут ограбить. Однако действительность оказалась еще более неприглядной. Сначала на такси, затем, промокнув до костей, пешком мы пробирались по залитым водой серым улицам. Лишь витрины магазинов и окна питейных заведений светились ярко. Наводнение как будто не оказало особого влияния на кипевшую здесь жизнь. Держа в руках продовольственные сумки, по тротуарам пробирались женщины и дети. В подворотнях стояли бездомные, босые и оборванные. Молотя по воде ботинками, парни лет двадцати подавали Эрику циничные советы; поблагодарив за заботу, он продолжал идти дальше. В темном переулке трое мужчин то ли в шутку, то ли всерьез молотили друг друга кулаками, а когда один из них упал в воду, его друг или соперник принялся его добивать. Рядом две пожилые женщины в индейской одежде спокойно расчищали лопатами подход к двери продуктового магазина, отбрасывая мусор прямо на дорогу.
В течение получаса мы с Эриком брели по воде мимо этих людей, среди битого стекла и утонувших зданий, пока наконец вновь не достигли дверей бара «У Педро Лопеса».
Бабушек, женщин с детьми и циничных мальчишек, невоздержанных на язык, здесь как будто не наблюдалось.
При нашем появлении человек двадцать мужчин оглянулись на дверь. Взгляды некоторых были затуманены выпивкой, у некоторых ничего не выражали, остальные ухмылялись или недоуменно приподнимали брови. Кое-кто засмеялся, послышались непристойные шутки.
— Как я уже сегодня говорил, — заявил Эрик, — это не то место, где нам стоило бы задержаться.
— Мы пришли сюда не развлекаться.
— Рад слышать. Когда я был помоложе и считал себя очень крутым, то прибегал в эту часть города поглазеть на девочек. Но долго это не продлилось. Я обнаружил, что в подобных заведениях не пользуюсь большой популярностью.
— Неужели?
— С такого рода ребятами мы почему-то не уживаемся. Они всегда находят, что я слишком много говорю.
— Мы все так считаем, Эрик.
— Но подобные типы выражают свое недовольство тем, что пытаются треснуть меня по физиономии!
— Только посмотрим, здесь она, и если нет, быстренько уберемся.
Мы двинулись вперед. Изнутри забегаловка напоминала деревянный ящик для перевозки каких-то хрупких вещей. Как бы для того, чтобы усилить сходство, пол покрывал толстый слой опилок — мокрых и грязных, перемешанных с арахисовой шелухой, осколками стекла и пеплом от сигарет. На грязном полу вплотную стояли небольшие деревянные столики, вдоль стены располагался резной деревянный бар с закопченным зеркалом, в котором отражались плававшие в клубах сигаретного дыма физиономии выпивающих. Те, что сидели на высоких дубовых табуретах, небрежно обменивались между собой остротами. Одним из сидящих был старый-престарый дедушка с лицом, похожим на грецкий орех; седые волосы мягкими облаками вздымались над его черепом. С видом истинного любителя он не спеша цедил пиво, что-то тихонько напевая. Однако расслышать, что именно он поет, было невозможно из-за гула голосов, периодически прерывавшегося ревом сидевших за столиками молодых людей и заливистым смехом их подруг. Большинство посетителей были в рубашках и джинсах, и я с удовлетворением заметила, что многие из них относятся к любимому мною типу мускулистых пожарных. Но потом перестала обращать на них внимание, поскольку заметила в центре бара двух мужчин в армейской форме. Сидя за большим столом — человек на шесть, оба пили пиво из больших глиняных кружек и своим поведением заметно отличались от всех остальных.
Старший из военных, которому уже было за шестьдесят, судя по многочисленным полоскам и звездочкам, очевидно, имел довольно высокое звание. Его черные с проседью волосы были зачесаны назад; когда он улыбался, под черными усами открывался ровный ряд белых зубов. У военного были узкие плечи и маленькие руки, одной из которых он энергично жестикулировал, держа в ней сигару. Его спутник выглядел гораздо менее привлекательно. Этот второй — по всей видимости, лет сорока пяти — сорока восьми — был высоким, крупным, мускулистым, с квадратным лицом, на котором красовался шрам, пересекавший его от левой брови до правой щеки.