— Я Пит, — сказал я, — с «Айсвика», помнишь?
Его губы шевельнулись, и я склонился ниже.
— Что ты говоришь?
Он как будто пытался что-то сказать. Его тело сотряслось, и изо рта, как пузырь жевательной резинки, выдулась розовая пена. Он издал булькающие звуки, и я, склонившись еще ближе, расслышал его тревожно-жуткий заикающийся шепот:
— Я бы н-никому н-н-не сказал, т-ты же знаешь.
Слова утонули в бульканье в его гортани, а затем он вдруг произнес довольно громко:
— Зачем? Зачем ты д-делаешь это? Зачем ты…
И больше ничего. Хлынувшая ртом кровь заставила его замолчать.
Как мы понимаем, инстинктивно, что человек умер? У меня практически не было такого опыта, а его глаза все время были пустыми. И все же я понял. Я что-то пробормотал себе под нос, возможно, то была молитва, затем перевернул его на спину и увидел рану. Она зияла кровавой дырой, где был буквально вырван кусок его груди.
— Выстрелом в спину, бедный парень.
Айан склонился через фальшборт надо мной.
— Ангел? — спросил я.
— Не стану утверждать.
— Что вы имеете в виду?
Он наклонился ко мне ниже:
— Он что-то хотел сказать, вы разобрали, что именно?
— По-моему, он принял меня за Ангела. «Я бы никому не сказал». А потом он спросил меня, зачем я это сделал.
— Зачем вы его застрелили? Вы это хотите сказать? При условии, что вы — это Ангел.
— Думаю, что так. Но зачем? Что это такое, чего он никому бы не рассказал?
Айан поднялся.
— Идите сюда. Зрелище на самое приятное, предупреждаю вас, но я все равно вам это покажу. Вы только глянете — и все, — прибавил он. — Нас двое и этот ублюдок-убийца. А что до остальных… — Он выразительно пожал плечами. — Видите ли, на борту этого жуткого корабля есть и остальные.
Он ударил своей искусственной рукой по обледенелым остаткам планширя.
— Господи! Ублюдки, мать их, их же соотечественники…
Его голова исчезла.
— Поднимайтесь, я вам покажу.
Глава 2
Единственной возможностью для меня снова попасть на борт была веревочная лестница, а это значило, что нужно опять тащиться вокруг корабля. Идти по сильно изломанному льду приходилось медленно, а орудийные порты были как раз чуть повыше льда. Снова я почувствовал этот запах. Увлекшись исследованием корабля, а потом найдя лежащего внизу, я о нем забыл, но теперь он был таким острым и всепроникающим, что не замечать его уже не было возможности.
Я заметил, что исходит он изнутри корабля, зловоние пахнуло на меня из открытого орудийного порта. Но когда я дошел до кормы, где еще сохранилась местами нетронутой резьба с позолотой, защищенной толстой наледью, я понял, откуда исходила эта вонь. С северо-запада подул легкий ветерок, и от другого борта корабля в том же направлении вела протоптанная тропинка к куче обгоревших отбросов, чернеющих на льду. А позади нее, на берегу круглого озерца, стояло белое, сложенное из кусков льда строение наподобие иглу.
— Что это? — спросил я Айана, перевалившись с веревочной лестницы на палубу.
— Запах вас беспокоит? — Он мотнул головой в сторону горы отбросов. — Археологи классифицировали бы это как помойку. Скажите, — прибавил он, пристально глядя на меня, — вы не припоминаете, когда, по словам жителей Ушуайи, этот корабль вышел в море?
— Они затруднялись сказать точно. По их мнению, это было два — два с половиной года назад. Так сказала Айрис.
Он кивнул:
— Похоже на правду. Думаю, один человек живет здесь в одиночестве. Может, даже два, но не больше.
— Вы это о чем?
— Я о той куче дерьма, костей и гнилого мяса. Здесь, на льду, некуда девать отбросы, которые производит человек. Отдадим ему должное, он пытался. Он там жег костры. Первым делом он, похоже, протопил во льду дыру, потом построил скрадок в надежде, что тюлень или что-нибудь покрупнее будет подниматься к поверхности воды дышать.
Он говорит «помойка». Я смотрел на нее, пораженный мыслью, что кто-то здесь жил с того самого времени, когда корабль застрял во льдах.
— И кто это? Один из «исчезнувших»?
Он кивнул.
— Или кто-то из охранников.
— И сейчас он на борту?
— Оглянитесь вокруг. Ему больше негде быть.
— И Ангел?
Но он уже отвернулся.
— Идемте вниз, и я покажу вам, как он тут жил эти два года, а то и больше.
Он повел меня вниз по сходному трапу, осторожно ступая, делая паузу после каждого шага, ощупывая тьму лучом мощного фонаря, с автоматом наготове. Все то время, пока мы с ним говорили, я видел, как он зорко следил за всей длиной обледенелой палубы, готовый отреагировать на малейшее движение.
Внизу трапа запах был особенно острым, и я высказался в том смысле, что он нас, видимо, преследует. Он хохотнул.
— То, что вы сейчас учуяли, не отбросы.
— А что же?
— Тела.
— Тела? Вы имеете в виду, мертвые тела?
— Да, мертвые тела. Мертвые овцы и мертвые люди, — прибавил он. — Гниющие в трюме трупы.
В его голосе смешались нотки печали и отвращения.
— Я вам покажу через минуту. Сперва хочу еще раз глянуть, как жил этот человек.
После этих слов он отвернулся от тусклого света, проникающего через открытые орудийные порты к дверям, что вели в офицерские каюты с деревянными койками. Он толкнул дверь посередине, сразу за толстым рудерпостом. Здесь было светло: косые солнечные лучи проникали сквозь потрескавшиеся стекла пяти больших кормовых окон.
Помещение было жилым, это было ясно с первого взгляда. На спинке стула висела одежда, на столе разложена готовая к трапезе посуда — тарелка, нож, вилка, ложка, кусок чего-то темного и грязного, похожего на хлеб. Сразу за дверью — большая железная печь в асбестовом кожухе, рядом в корзине — напиленные из корабельного дерева дрова. Койка, также стоявшая вдоль правого борта, была покрыта темными шкурами, на вид тюленьими. Одна из них, больше остальных, возможно, снята с морского леопарда
[149].
— Чем же он охотится?
Обведя каюту взглядом, я нигде не заметил оружия. Вместо ответа Айан подвел меня к большому деревянному ящику в углу и откинул крышку. Внутри аккуратно было разложено самое разнообразное оружие: ружья, пистолет-пулеметы, револьвер, несколько автоматов, два дробовика.
— Приличный арсенал.