Черный город - читать онлайн книгу. Автор: Фернандо Гамбоа cтр.№ 103

Чтобы окончательно удостовериться в том, что зрение меня не обманывает, я попытался поднять одну из лежащих передо мной на полу табличек. Хотя толщина ее составляла всего лишь несколько сантиметров, она, как я почувствовал, поднимая ее, весила не менее двадцати пяти килограммов, и мне лишь с трудом удалось оторвать ее от пола. Если, кроме характерного цвета и осязательного ощущения, возникающего при прикосновении к этим табличкам, нужно было еще одно доказательство, то я вполне мог осмысленно заявить самому себе, что такими тяжелыми являются только два типа металла — золото и свинец, но то, что я с трудом удерживал в руках, было изготовлено отнюдь не из свинца. «Теперь мне понятно, почему компас здесь, в этом подземелье, показывал черт знает куда…» — мелькнула у меня мысль.

Когда мне наконец-таки удалось прийти в себя, я попробовал сконцентрировать все свое внимание на том, что, вообще-то, волновало меня гораздо больше этого золота: как, черт побери, мне из этого подземелья выбраться?

Начав осматривать это большое помещение пятиугольной формы, я также обнаружил, что стены его были украшены (если, конечно, так можно выразиться) тысячами высеченных на них золотых человеческих черепов в натуральную величину. Черепа эти, казалось, внимательно наблюдали за мной своими пустыми глазницами. Нечто подобное — не считая, разумеется, того, что материал был совсем другим, — я видел как-то раз, хотя и в меньших масштабах, в Мексике и Гватемале на развалинах храмов ацтеков и майя, с которыми у этой цивилизации наверняка имелись какие-то связи.

Во всем этом странном помещении чувствовалось что-то зловещее, ужасное и величественное, однако больше всего мое внимание в этом одновременно восхитительном и кошмарном месте привлек какой-то объект, возвышающийся в его центре прямо под отверстием в потолке, через которое в него проникал солнечный свет. Он представлял собой странный холмик, который, насколько я смог рассмотреть в полумраке, состоял из ветвей и камней и был похож на огромную кучу мусора высотой более десяти метров.

Подстрекаемый любопытством, я, настороженно поглядывая по сторонам, стал приближаться к этому холмику и, соответственно, к находившемуся прямо над ним отверстием в потолке со слабой надеждой на то, что я наконец-то смогу вырваться на свободу. Однако тут мне в ноздри снова ударил запах гниющего мяса, и я, моментально погасив зажигалку и остановившись как вкопанный, перестал даже моргать.

Чувствуя себя едва ли не парализованным от страха, я напряг слух, пытаясь различить уже знакомые мне звуки, которые издают морсего, когда они двигаются или напряженно и тяжело дышат. Однако услышать мне ничего не удалось: вокруг меня царила гробовая тишина.

У меня мелькнула мысль, что либо где-то неподалеку от меня находятся морсего, но они при этом спят, либо источником этого отвратительного запаха являются в данном случае не они. Как бы там ни было, я осознавал, что подвергну себя очень большому риску, если покину спасительную для меня темноту и пойду к освещенному солнечным лучом центру этого помещения. Если какой-нибудь невидимый для меня морсего сейчас наблюдает из укромного уголка за этим помещением, он меня сразу же заметит и, естественно, очень обрадуется тому, что еда, можно сказать, сама пришла прямо к нему домой.

Однако я все же не мог взять и уйти отсюда, оставив за своей спиной это многообещающее отверстие в потолке, манящее меня так, как яркая лампа манит мотылька. Поэтому я, собрав всю свою волю в кулак, решил все же пойти в освещенный солнечным лучом центр помещения, убеждая себя в том, что независимо от того, пойду ли я в его середину или же стану пробираться вдоль стен, вероятность нарваться на неприятную встречу у меня в обоих случаях одинаковая. Мой план, в общем-то, был простым: я попробую как можно осторожнее пробраться к центру по кратчайшему расстоянию и, если при этом вдруг почувствую, что меня кто-то заметил, сразу же попытаюсь дать отсюда деру, бормоча про себя те немногие молитвы, которые мне были известны. Может, мне удастся удрать от морсего и во второй раз.

Я начал медленно идти, направляясь к странному холмику и надеясь, что не нарушу каким-нибудь своим неуклюжим движением тишину и что на моем пути не окажется какой-нибудь глубокой ямы, потому что вполне могло получиться так, что я узнал бы о ее существовании только после того, как в нее бы упал.

Я шел, ощупывая ступней пол впереди себя — так, как это делает своей палочкой слепой. Мое сердце лихорадочно колотилось, гоняя кровь по организму, а во рту стало сухо. Это все происходило из-за страха — моего периодического спутника, с которым я в последнее время стал сталкиваться уж слишком часто.

Запах гниющего мяса с каждым моим шагом становился все более невыносимым, словно он исходил не откуда-нибудь, а от этого странного холмика. Поэтому я не стал торопиться и начал двигаться, как при замедленных съемках.

Я поднимал ногу и опускал ее, ставя на пол сначала пятку, а затем и всю остальную ступню, переносил вес тела с одной ноги на другую и так постепенно продвигался вперед… И вдруг при очередном шаге я наступил на что-то вязкое и, едва удержавшись от того, чтобы не чертыхнуться, с глухим ударом шлепнулся навзничь на каменный пол.

В течение бесконечно долгой минуты я лежал абсолютно неподвижно, почти не дыша.

Мое падение произвело достаточно много шума, чтобы привлечь внимание любого морсего, который находился где-нибудь поблизости и не был от рождения глухим. Однако, как ни странно, никакой реакции на этот шум не последовало, и это, помимо всего прочего, могло означать, что я вопреки своим опасениям нахожусь здесь один. Решив, что, кроме меня, тут и в самом деле никого нет, я приподнялся, чтобы посмотреть, на чем же это я так поскользнулся. Начав щупать руками пол, я с удивлением почувствовал, что мои ладони вымазываются в какой-то густой жидкости. Я поднес их к носу, чтобы понюхать эту жидкость, и… и с трудом сдержал приступ тошноты: эта жидкость представляла собой не что иное, как «сок» гнилого мяса.

Возникшее у меня чувство отвращения заставило меня инстинктивно отпрянуть назад, отчего я едва снова не упал. Пахнущая гноем жидкость могла истекать только из какой-то разлагающейся плоти — плоти то ли животного, то ли…

Подавив в себе чувство отвращения и мысленно убедив самого себя в том, что поблизости нет ни одного морсего, я снова рискнул зажечь зажигалку и, прикрыв ее пламя рукой, чтобы его было труднее увидеть издалека, сделал пару шагов вперед.

Жуткая сцена, представшая при этом перед моими глазами, вызвала у меня сильные спазмы в животе, в результате которых меня тут же стошнило.

То, что я поначалу принял за холмик, состоящий из камней и веток, в действительности оказалось чудовищной грудой черепов, костей и целых скелетов. На «склоне» этой груды лежало человеческое тело — без головы и конечностей, — пожираемое преогромным количеством маленьких белых червей.

Черепов и костей было так много, а нижние из них пребывали в таком трухлявом состоянии, что невольно напрашивался вывод, что их складывали здесь в течение далеко не одного столетия. Заставляя себя не обращать внимания на запах и невыносимое отвращение, которое вызывала у меня эта картина, я приблизился к изуродованному, без головы и конечностей, человеческому телу, все еще одетому в покрытую засохшей кровью футболку с надписью «Amazônia é vida» ^[62], показавшейся мне в данной ситуации весьма иронической, и жилет с карманами — такой, какие носят фотографы и охотники. Мне подумалось, что это, наверное, был один из исчезнувших участников экспедиции Валерии, возможно проводник, и я, сжав губы, чтобы меня не стошнило снова, подошел к нему вплотную, намереваясь обшарить его карманы и забрать из них предметы, которые могли бы оказаться для меня полезными. Я чувствовал себя ничтожеством из-за того, что рылся в карманах трупа — кем бы ни был этот человек при жизни, — однако поступить по-другому я не мог, а мертвецу ведь уже было все равно.