— Ну! — Павла вдруг разобрал смех. — Думаю, услыхав такое, дяденька милиционер очень расстроится, что мы у него отняли время на всякую чепуху. И начнет задавать нам очень нескромные вопросы. Почему мы не были в школе? Или, к примеру, зачем ошивались в этом подъезде?
— Вот! — подхватила Варя. — А потом милиционер ещё немного подумает и у него родится собственная оригинальная версия…
— Согласно которой, — продолжил Иван, — это мы сами тюкнули Владислава Николаевича по голове, а потом на всякий случай явились в милицию, чтобы отвести от себя подозрение.
— И тут, — снова заговорила Варвара, — начнут вызывать наших родителей. Или бабушек с дедушками.
— Думаешь? — поежился Герасим.
Иван заметил, что лицо Каменного Муму и впрямь будто окаменело.
— Даже и не сомневайся, — убежденно продолжала Варя. — Обязательно вызовут. А потом ещё и в школу запросто сообщат. А учитывая, как мы сегодня ласково пообщались с многоуважаемым Монстром…
— Директриса может сделать самые ошеломляющие оргвыводы, — договорил за девочку Луна.
— Знаете что, — с напускным равнодушием произнес Герасим. — Пожалуй, в милицию нам идти рановато. То есть лучше потом заявим, — словно спохватившись, добавил он. — Но никак не сейчас.
— Видишь, Ваня, — подмигнула Варвара, — иногда наш Муму приходит к правильным выводам. Просто его надо как следует убедить.
Герасим сделал вид, что не слышит.
Взгляд Ивана упал на Марго. Кажется, она о чем-то задумалась. Огромные черные глаза её смотрели куда-то мимо ребят и даже, кажется, мимо столовой с массивной мебелью.
— Кстати, Марго, — заметил вдруг Иван. — Камушки-то твои соврали.
— Они никогда не врут, — невозмутимо отозвалась девочка.
— Как же не врут, — заспорил Иван. — Они нам что, по твоим словам, показали? К Тарасу идти не надо, это ничем хорошим не кончится. А на самом деле для нас чуть было ничем хорошим не кончилось именно то, что мы к Тарасу не пошли.
— А разве с нами случилось что-то плохое? — в упор посмотрела
на него Марго.
— Не случилось, но запросто могло бы случиться, — продолжал спорить Иван.
— Нет. Не могло, — упрямо покачала головой Маргарита. — Иначе камушки бы показали, что нам угрожает опасность. Но для нас никакой опасности не было.
— Выходит, что для кого-то другого была? — допытывался Иван.
— Была, — ответила Маргарита. — Помнишь, как легли маленькие черные камушки?
— Смутно, — не стал кривить душой Иван.
— Они показывали, что кому-то угрожает опасность. Кому-то, но не нам, — уточнила девочка. — Это был явно посторонний человек. Поэтому я и ломала голову, к чему все это. И при чем тут мы. А теперь мне все ясно. В общем, как видишь, камушки не соврали.
— Слушай, Марго, — с волнением произнесла Варвара. — А ты не можешь кинуть камушки на Владислава Николаевича? Грозит ему ещё опасность?
— Это мысль! — Агатово-черные глаза Марго заблестели. — Сейчас попробую.
Достав из кармана кисет с камушками, она сдвинула в центр стола пустые стаканы и блюдо из-под печенья. И, повторив прежний ритуал, резко тряхнула раскрытым мешочком.
Камушки со стуком высыпались на стол. Едва глянув на них, Марго испуганно вскрикнула.
— Что там? Что? — наперебой закричали остальные.
— Видите? — указала на крупную серо-зеленую гальку Марго. — Это Владислав Николаевич. А его прямо окружили черные камушки. Он в ещё большей опасности, чем раньше.
Глава IV. НА СВОЙ СТРАХ И РИСК
Ребята молча взирали на Марго. Взгляд её был по-прежнему прикован к столу, где камушки образовали причудливый узор. Губы девочки беззвучно шевелились.
— Очень серьезная опасность, — наконец глухо проговорила она. — И шансы спастись почти нулевые.
Марго указала на черные камушки. Они словно бы заключили гальку в магическое кольцо, из которого не было выхода. Девочка плавно вела указательным пальцем, повторяя геометрическую фигуру из камней. Потом рука её замерла. Иван пригляделся. Там, куда был направлен указательный палец Марго, между двумя черными камушками образовался едва заметный зазор. «Ну и что это, интересно, значит?» — подумал мальчик.
— Это значит, — к совершенному его изумлению тут же сказала Марго, — что шанс спастись у Владислава Николаевича все-таки есть.
— Слава богу! — разом выдохнули Луна и Варвара.
— Если есть, зачем было людей зря пугать. — Герасим с осуждением покосился на Марго.
— Погодите радоваться, — продолжала тем временем та. — Шанс есть, но он совсем маленький.
— Что же получается? — спросил Герасим. — Значит, сегодняшнее нападение — только начало?
— Боюсь, что так, — Марго ловким движением смела камушки со стола в мешочек.
— Но ведь Владислав Николаевич говорил, что его просто с кем-то перепутали, — в замешательстве произнес Луна.
— Мало ли что он тебе скажет, — отозвался Герасим. — Мне вообще кажется подозрительным его поведение. Нормальный человек, если бы на него напали, никогда бы не отказался вызвать милицию.
— По-моему, мы насчет милиции уже все выяснили, — с агрессивным видом заметила Варвара.
— Да я о другом, — уточнил Герасим. — Понимаете, у меня все время было такое впечатление, что Владислав Николаевич совсем не хочет, чтобы этих типов поймали.
— Он просто не хотел шума, — напомнил Луна. — У него ведь жена больная. Вот он, чтобы её не волновать и…
— Да слыхали уже, слыхали, — перебил Муму. — А вам не пришло в ваши наивные башки, что он с этой женой просто лапшу нам на уши вешает?
— Нет, жена у него есть, — возразил Луна. — Я её знаю?
— Подумаешь, — отмахнулся Муму. — А ты уверен, что у неё действительно больное сердце?
— Я… Ну… — Луна осекся.
— Чего ж замолчал? — с ехидным видом уставился на него Муму. — Тебе, кажется, задали вполне конкретный вопрос: уверен или нет?
— Да вид у неё вообще-то такой… не больной, — вынужден был признать Павел.
— Положим, вид ещё ничего не значит, — вмешалась Варвара. — Некоторые люди цветут и пахнут, а потом раз — и померли. Особенно если с сердцем что-то не то.
— Вот видишь, — посмотрел Луна на Муму.
— Раз и помер — это когда неожиданно, — тот не собирался сдаваться. — А если сердце давно больное, то это должно как-то проявляться.
— Нет, у жены Владислава Николаевича ничего пока не проявилось, — отозвался Луна. — Я видел её последний раз позавчера. И она куда-то неслась бегом.
— Вот-вот, — губы Герасима скривились в сардонической усмешке. — Хороша болезнь сердца, когда человек бегом носится! А её, видите ли, волновать нельзя.