– Фредерик, – выговорил он, – какая мысль! Да?
Сбоку возник лакей, еще недавно танцевавший вместе со стеклами, стульями и столами.
– Вас спрашивают, сэр.
Баронет задрожал, насколько можно дрожать в дневное время. Неужто репортер?
– Кто?.. – спросил он.
– Мистер Космо Уиздом.
– Что?
– Бифштекс, – сказал граф, поднимая бокал, – это само Провидение. Время родило своего героя.
Через несколько минут веселый и бодрый сэр Раймонд вошел в небольшую комнату, куда отводили посетителей. Племянник сидел в кресле, сосал ручку зонтика, и, увидев его, дядя испытал привычную досаду. Столь бесполезный субъект, думал он, не должен так хорошо одеваться. Соломон в своей славе не сравнился бы с Космо Уисдомом. Не понравились дяде и усики, и маленькие черные глазки.
– Здравствуй, – сказал он.
– Э… а… привет, – отвечал Космо, становясь на одну ногу.
– Я тебе нужен?
– Э… да, – сказал все тот же Космо, становясь на другую.
– Ну, вот я.
– М-дам, – согласился посетитель, возвращаясь к первой ноге.
5
В клуб «Демосфен» он пошел после того, как поговорил по телефону с матерью. Сообщив ему со слезами, что она наскребла только пятнадцать шиллингов и три пенса, Фиби спросила: «Почему ты не займешь у дяди?», и Космо согласился, что другого пути нет, хотя охотней вошел бы в клетку к спящему тигру и ткнул его палочкой. Общаясь с дядей, он чувствовал себя так, словно его потрошит неопытный хирург, но ради двухсот фунтов можно подавить предубеждения. В конце концов любезность – еще не все.
Словом, пососав для верности зонтик, как выразился бы Генрих V, разжег кровь, укрепил мышцы и сказал:
– Э… дядя…
– Да?
– Э… дядя, не хочу тебя беспокоить, но не мог бы ты… это…
– Что именно?
– Ну… хм…
Сэр Раймонд выбрал вторую из манер, за которые его не любили коллеги, – тонкий сарказм.
– Разберемся, мой дорогой. Ты сказал, что не хочешь меня беспокоить – и совершенно зря, я всегда тебе рад, – после чего заметил: «Это». Когда я осведомился, что именно, ты отвечал «Ну» и «хм», а потом замолк, видимо – от избытка чувств. Естественно, я сгораю от любопытства. Быть может, твой визит как-то связан с письмом, которое поливала слезами твоя мамаша?
– Э… да.
– Она не очень связно излагала мысли, но мне показалось, что речь идет о двухстах фунтах.
Собственно, речь шла о двухстах пятидесяти, но Космо не смел назвать эту сумму. В конце концов букмекер ждать не станет, а Гордон Карлайл (50 ф.) – подождет.
– Э… да. Понимаешь…
Сэр Раймонд искренне наслаждался, поглядывая на невидимых присяжных и как бы говоря им: «А теперь – слушайте».
– Нет, – сказал он, – не понимаю. Мало того, теряюсь. Бутс и Бруэр платят тебе прекрасное жалованье.
– Ну, не такое уж…
Сэр Раймонд метнул взгляд, который сразил бы присяжных.
– Прости, я темный человек, – сказал он, – не Флобер какой-нибудь. Да, выбрал неудачное слово. Скажем иначе, «приличное».
– Да нет, какое там! Если я не достану двести фунтов, я не знаю, что сделаю. Хоть стреляйся.
– Слышал, слышал. Великолепная мысль, стоит подумать, но матери твоей она не нравится. Поскольку я люблю сестру, хотя она склоняет головку набок и говорит: «Что, дорогой?», я намерен тебя спасти.
Космо всегда плохо понимал дядины речи, но в последних словах что-то такое было.
– Э… ты…
– Двести фунтов – деньги немалые, но у меня они есть. Зачем они тебе?
– Должен букмекеру. Он… э… это…
– Представляю. Букмекеры грубы. Что ж, я тебе помогу.
– Дядя Раймонд!!!
– Но не даром. Следишь ли ты за новинками нашей словесности? Не попадался ли тебе, к примеру, роман «Время пить коктейли»?
– О котором столько пишут?
– Вот именно.
– Пока не читал, но собираюсь. Говорят, крутая штука. Никто не знает, кто это написал.
– Я.
Космо вежливо улыбнулся, но дядя попросил его не скалиться, как слабоумный орангутанг.
– Повторяю, эту книгу написал я.
Как всегда в такие минуты, Космо растерянно потрогал усики.
– Чернильное пятно, – определил их сэр Раймонд. – Оставь их в покое и слушай. Я написал роман «Время пить». Способен твой слабый разум это усвоить?
– Да… да!.. Но…
– В чем дело?
– Э… почему?
– Не важно.
– А, чтоб я треснул!
– Тресну я, если все обнаружится.
– Он такой плохой?
– Он очень хороший. Да, в нем есть смелость, но изъянов – нет. Однако в моем положении романов не пишут. Если репортеры все узнают, моей карьере – конец.
Космо солидно кивнул и сказал:
– Понимаю.
– Так я и думал. Конечно, ты хочешь немедленно продать эти сведения, но это недальновидно. Есть лучший выход. Сообщи, что ты его написал.
– Э?
– Сообщи, что ты написал роман «Время пить».
– Да я в жизни своей не писал!
– Нет, писал. Эту книгу. Даже с твоим умом можно догадаться, что интересы наши совпадают. Тебе – двести фунтов, мне – покой.
– Вы правда их дадите?
– Да. И гонорары.
– Кук! – сказал Космо, и дядя посоветовал ему вспомнить, что он – не кукушка.
– Шум такой, – продолжал он, – что гонорары будут большие. По контракту мне полагается десять процентов, а при таком тарараме разойдется… ну, скажем осторожно, десять тысяч. Я не математик, но получается сотен шесть или семь.
Космо заморгал, словно его ударили в переносицу.
– Семь сотен?
– Может, и больше.
– И все мне?
– Да.
– Кук! – сказал Космо, и дядя его не упрекнул, но продолжил свою речь:
– Вижу, ты готов к сотрудничеству. Очень рад. Процедура проста. Я бы советовал разослать письма во все газеты, которые писали о романе. Опровергни епископа, обвини его в нетерпимости и несправедливости, а потом – раскрой псевдоним. Пойдем, я набросаю.
Набросав письмо, сэр Раймонд вернулся к лорду Икенхему и сообщил, что все в порядке.
6
[Космо сообщает в газеты, что роман написал он. Со службы его немедленно выгоняют, зато общество и печать – в восторге. Именно здесь Вудхаус вводит в действие Гордона Карлайла, профессионального мошенника, который, против обыкновения, ему не удался. Узнав, что Космо издал бестселлер, Гордон и его жена Герти решают выжать из него долг, а для этого – поехать в усадьбу, где живут миссис Уиздом и ее брат, чтобы шантажировать сэра Раймонда: не заплатит за племянника – откроют его тайну. Для верности они заставляют Космо написать ему письмо.]