Немного чьих-то чувств - читать онлайн книгу. Автор: Пэлем Грэнвил Вудхауз cтр.№ 8

На первых этапах своего ухаживания он пережил много тревожных минут из-за постоянного присутствия в Балморале Освальда Стоукера, пасынка миссис Гаджен, молодого человека, который пописывал романы и в отличие от подавляющего числа романистов выглядел отнюдь не как нечто, которое притащила в дом не слишком брезгливая кошка, но весьма элегантно. Еще он был веселым и мило остроумным. Он жил не в Балморале, но очень часто туда заглядывал, и всякий раз, когда его визит совпадал с визитом Огастеса, этот последний страдал, замечая теплоту отношений первого с Гермионой.

Разумеется, он приходился ей чем-то вроде кузена с подветренной, так сказать, стороны, но все равно Огастесу это очень не нравилось, а потому он испытал огромное облегчение, в один прекрасный день узнав, что Освальд уже застолблен, будучи помолвлен с девушкой по имени Ивонна, отец которой имел какое-то отношение к телевизионной промышленности. И романист сразу же предстал перед ним в ином свете. Освальд Стоукер, убедился он, был отличнейшим типчиком, с которым у него вполне могла завязаться чудесная дружба, и когда однажды под вечер он явился в Балморал запросто и застал Освальда в гостиной с Гермионой, то тепло пожал ему руку и справился о его здоровье.

– Здоровье у меня, – сказал Освальд Стоукер, поблагодарив его, – в настоящий момент превосходное, но кто может предсказать, как я буду чувствовать себя в этот час завтра? Сегодня вечером мне предстоит тяжкий труд, Муллинер. Рассел Клаттербак, мой американский издатель, сейчас в Лондоне, и я обедаю с ним. Вы когда-либо обедали с Расселом Клаттербаком?

Огастес ответил, что не имеет удовольствия быть знакомым с мистером Клаттербаком.

– Это нечто! – мрачно сказал Освальд Стоукер и вышел за дверь, покачивая головой.

Новоявленная симпатия к романисту побудила в Огастесе опасения за него. Он сказал, что Освальд как будто чем-то расстроен, и Гермиона вздохнула:

– Он думает о том, как в последний раз обедал с мистером Клаттербаком.

– И что произошло?

– Он ничего толком не знает. Говорит, что вечер стерся из его памяти. Помнит только, как на следующее утро проснулся на полу своей спальни и тут же взлетел до потолка, потому что с подоконника на него чирикнул какой-то воробушек. Набил огромную шишку, жаловался он мне.

– Вы хотите сказать, что накануне вечером он переложил?

– Все как будто указывает на это.

– Ай-яй-яй!

– Вы шокированы?

– Должен признаться, отчасти да. Никогда не мог понять, какое удовольствие люди находят в спиртных напитках. Лимонад освежает куда больше.

– Но ведь вы совсем другой.

– Наверное.

– Вы такой безупречный и уравновешенный, – сказала Гермиона, устремив на него тот особый задумчивый взгляд.

Огастес решил, что большего ободрения ему не требуется. Он попытался – безуспешно – взять ее маленькую ручку в свои.

– Гермиона, – сказал он, – я люблю вас.

– Да? – сказала Гермиона.

– Вы согласны стать моей женой?

– Нет, – сказала Гермиона.

Огастес в изумлении уставился на нее:

– Нет?

– Нет.

– То есть вы хотите сказать, что не согласны стать моей женой?

Гермиона сказала, что это точнейшее резюме того, что она хотела сказать. Потом задумчиво поглядела на него, слегка содрогнулась и вышла из комнаты.

Весь день напролет и добрую часть ночи Огастес сидел у себя дома и угрюмо размышлял о необъяснимом поведении любимой девушки. И чем больше он размышлял, тем более загадочным оно казалось. Она поставила его в тупик. Он произвел ревизию своего поведения за последние несколько недель, но вывод мог быть только один: если существовало поведение, которое могло убедить дочь епископа, что перед ней ее суженый, то это поведение, пришел он к выводу, было тем самым поведением. Если уж ее не удовлетворил Огастес Муллинер в его уимблдонский период, значит, она дожидается чего-то сверхсуперного.

Где-то к часу ночи он понял, что она вовсе не имела в виду того, что сказала, а из-за девичьей стыдливости перепутала реплики, и он вознамерился немедленно проверить эту теорию на практике. Час был несколько поздний, но пылкие любовники на часы не смотрят. Огастес, как все Муллинеры, был человеком действия. Он выпрыгнул из кресла, одним прыжком добрался до шляпы, выпрыгнул на улицу, впрыгнул в проезжавшее мимо такси и минут через сорок уже звонил в дверь Балморала.

После порядочной паузы дверь отворил Стайнифорд, дворецкий, в пижаме и халате. В нем чудилась какая-то неприветливость, но Огастес не понял причины. Дворецкий почти отрывисто объяснил моему племяннику, что миссис Гаджен и Гермиона отбыли на бал Общественной Чистоты в ратуше и вернутся еще не скоро.

– Так я подожду в гостиной, – сказал Огастес.

Но он ошибся. Его слова заглушил стук захлопнувшейся двери, и он остался один в безмолвии ночи.

Пламенный поклонник, которого оставляют стоять в одиночестве в безмолвии ночи в саду тетки той, кого он любит, не говорит себе: «Хм-хм. Ну, пожалуй, пора и на боковую». Он пятится от дома, останавливается и благоговейно взирает на ее окно. А если, подобно Огастесу, он не знает, которое окно ее, то благоговейно взирает на все окна поочередно. Огастес как раз этим и занимался и только-только перевел взгляд от верхнего второго окна слева на верхнее третье окно слева, когда позади него раздался голос, понудивший его побить европейский рекорд по прыжкам в высоту с места.

– А, Муллинер, дружище, – сказал Освальд Стоукер, ибо голос принадлежал именно ему. – Так и думал, что застану вас тут. Взираете на ее окно, э? Вполне естественно. В мои ухажерские дни я немало времени уделял взиранию на окна. Нет занятия более оздоровляющего. Проводишь время под открытым небом, проветриваешь легкие свежим воздухом. Рекомендуется ведущими светилами медицины. Но достаточно ли одного взирания на окна? Вот какой вопрос должны мы задать себе. Я отвечаю: нет. Необходим более действенный подход. В том, что касается ухаживания, заявляю авторитетно, все зависит от правильного подхода, а вот его-то, мой дорогой Муллинер, у вас и нету. Я отечески следил за вашей страстью к моей неединокровной кузине, или кем там она мне приходится, и меня поразило, что вы абсолютно упускаете из виду один из решающих факторов в завоевании сердца девушки. Я подразумеваю серенаду. Вы когда-нибудь стояли под ее окном и под аккомпанемент банджо молили бросить вам розу из ее волос? Насколько мне известно – нет и нет. Вам следует устранить этот дефект производства как можно раньше, Муллинер, если вы намерены добиться успеха в своем начинании.

Огастесу совсем не понравилось, что его великую любовь анализирует человек, который, что ни говори, был ему относительно мало знаком, но его мысли в тот момент сосредоточивались на совсем другом аспекте ситуации. Видимость была слишком плохой и не позволяла ему разглядеть лицо своего собеседника, но в тембре этого голоса было нечто позволившее поставить диагноз почти мгновенно. У Огастеса были неисчислимые возможности изучить подобные симптомы, и ему было ясно, что этот человек если и не нализался в стельку, то был, во всяком случае, вполне набравшись. Уступив требованиям низменной стороны своей натуры, он явно накачивался несколько часов, не жалея никаких усилий.