Вечера с мистером Муллинером - читать онлайн книгу. Автор: Пелам Вудхаус cтр.№ 13

Виски С Содовой сказал, что это напоминает ему какую-то из величайших греческих трагедий. Мистер Муллинер подтвердил, что некоторое сходство имеет место.

– А что, – вопросил Ром С Молоком, – обо всем этом думал Ланселот?

– Ланселот, – сказал мистер Муллинер, – принадлежал к тем покладистым натурам, что и сами живут, и другим дают. Он смотрел на загулы кота снисходительным оком. Коты, объяснил он как-то вечером Глэдис Бингли, когда она промывала борной кислотой правый глаз Уэбстера, коты остаются котами.

Правду сказать, он вообще выкинул бы всю историю из головы, если бы как-то утром от его дяди не пришла радиограмма, отправленная с парохода посреди океана, с сообщением, что он отказался от своей епархии по причине здоровья и вскоре прибудет назад в Англию. Радиограмму завершали слова: «Мой теплейший привет Уэбстеру».

Если вы не забыли, каковы были отношения между Ланселотом и епископом Бонго-Бонго, а я описал их в тот вечер (продолжал мистер Муллинер), вам не нужно объяснять, как это известие потрясло молодого художника. Гром среди ясного неба. Хотя Ланселот зарабатывал своею кистью достаточно, чтобы содержать себя, он надеялся выдавить из своего дяди ту добавочную сумму, которая бы позволила ему вступить в брак с Глэдис Бингли. И когда Уэбстер был доверен его попечениям, он считал, что указанная сумма уже у него в кармане. Ведь, убеждал он себя, простая благодарность понудит его дядю раскошелиться.

Но теперь?

– Ты же прочла радиограмму, – сказал Ланселот, взволнованно обсуждая с Глэдис Бингли сложившееся положение. – Ты не забыла заключительные слова про теплейший привет Уэбстеру? Без сомнения, дядя Теодор, едва ступив на английскую землю, поспешит сюда для радостного воссоединения с этим котом. И кого он увидит? Хулигана в кошачьем обличье. Гангстера. Громилу. Грозу Ботт-стрит. Да ты погляди на него, – сказал Ланселот, расстроенно махнув рукой в сторону подушки, на которой возлежал Уэбстер. – Только взгляни на него, прошу тебя.

Бесспорно, вид Уэбстера не ласкал взгляд. Недавно на его личный мусорный бак покусились коты-вышибалы из пивной на углу, и, хотя он положил решительный конец их поползновениям, бесследно это для него не прошло. Еще один фрагмент был изъят из уже укороченного уха, а гладкие в недалеком прошлом бока лишились нескольких клочьев меха. Он смахивал на члена уличной шайки после веселого вечера в тесном кругу друзей.

– Что, – продолжал Ланселот, съеживаясь прямо на глазах, – что скажет дядя Теодор при виде этого мордоворота? Винить во всем он будет меня. Он будет настаивать, что это я завлек высокий и прекрасный дух в трясину. И шансы разжиться у него парой-другой сотен на медовый месяц пойдут прахом.

Глэдис Бингли еще пыталась побороть безнадежность.

– Ты не думаешь, что хороший мастер по парикам сумеет что-то сделать?

– Мастер по парикам мог бы присобачить мех на пролысины, – признал Ланселот. – Но как быть с ухом?

– Хирург-косметолог? – намекнула Глэдис.

Ланселот покачал головой.

– Дело же не просто в его внешности, – сказал он, – а в его личности. Самый скверный психолог при виде Уэбстера сразу поймет, что он такое: крутой кот и незаконопослушный гражданин.

– Когда должен приехать твой дядя? – спросила Глэдис после паузы.

– В любую секунду. Он уже, наверное, сошел на берег. Не понимаю, почему его еще нет.

Тут из прихожей донесся шлепок, возвестивший, что в почтовый ящик на двери брошено письмо. Ланселот понуро направился туда. Несколько секунд спустя Глэдис услышала удивленное восклицание, и он вбежал в студию, держа в руке развернутый листок.

– Только послушай, – сказал он. – От дяди Теодора.

– Он в Лондоне?

– Нет. В Гэмпшире. В поместье Уиддрингтон-Мэнор. И что самое главное, он пока не хочет видеть Уэбстера.

– А почему?

– Сейчас я прочту тебе, что он пишет.

И Ланселот прочел следующее:

Глэдис Бингли была само внимание и, когда Ланселот дочитал письмо, испустила вздох облегчения.

– Ну, это дает нам отсрочку, – сказала она.

– Да, – сказал Ланселот, – отсрочку, чтобы проверить, не сумеем ли мы пробудить в этом животном хотя бы отзвуки былого достоинства. С этой минуты Уэбстер – под домашним арестом. Я отвезу его к ветеринару с требованием, чтобы его вынудили вести простую здоровую жизнь. В окружении чистых помыслов, вдали от искушений, рано ложась, вкушая незатейливую пищу, сидя на строго молочной диете, он, возможно, вновь станет самим собой.

И примерно недели на две в студии сына моего кузена Эдварда на Ботт-стрит, Челси, вновь воцарилось подобие безмятежности. От ветеринара поступали ободряющие известия. Он утверждал, что в характере и наружности Уэбстера заметны значительные перемены к лучшему, хотя, прибавил он, ему бы не хотелось повстречаться с ним ночью в пустынном переулке. А затем в одно прекрасное утро пришла телеграмма от дяди Теодора, которая заставила Ланселота в недоумении сдвинуть брови.