Ночной Странник - читать онлайн книгу. Автор: Ярослав Гжендович cтр.№ 50

Он мочит палец в пиве и рисует им бессмысленные черты на столешнице.

– Некогда случалось, что бога встречали лицом к лицу. Раз-два в жизни. Мой отец встречал, когда был молод. Едва не помер тогда от страха. Боялся, что станет избранником. Был то Урд Ловец. Знаешь, как оно бывает с богами. Странствуют по миру и кажутся нормальными людьми. Этот выглядел как ребенок. Двенадцатилетний парень, одетый в шкуру горного волка, с его клыками на шее и рогом шипастого оленя в руке. Старик был не дурак, а потому сразу дал деру. И тогда тропку ему перегородила лавина, а по камням съезжает тот парень, только в три раза больший. Вокруг сияние, и идут отовсюду звери. А он смотрит на отца и спрашивает: «Не хочешь быть героем сказаний?» Старик – мол, ни за какие сокровища мира. Известно ведь, чем все заканчивается, если бог тебя заметит и что-либо захочет. Так ему отец и сказал. А тот смеется и говорит: «Ладно, значит, ты со мной не сыграешь. Уходи». Отец ушел и жил себе дальше. Но клянусь: за всю жизнь не случилось с ним ничего интересного. Ничего. Ни хорошего, ни плохого. Когда шел на охоту, длилась та до полудня. Всегда кто-то выходил и подставлялся под выстрел. Такое – не большое, не маленькое. Среднее. Хотел он поплыть за море, и удалось ему это чуть ли не с пятого раза. Поплыли же едва-едва за отроговые острова, и попалась им дрейфующая купеческая галера. Куча товара и трое больных амитраев. Они забрали все – и домой. Не было смысла искать чего-то еще. Поплыл и еще раз, и куда бы ни отправлялся – там стоял туман. Никуда не мог попасть, потому вернулся. Еще пара таких происшествий – и разошлась весть. Никто не хотел брать его к себе на борт. Такая жизнь была у моего старика. Пошел свататься, так его сразу приняли. Девица – не умная и не глупая, не красивая, не страшная. Ну скучная. Так вот и жил. Только поле, бараны, рыба, баба и детишки. Всю жизнь только и смотрел, как дождь каплет с крыши, как мелются зерна да как растет урожай. Стал от тоски пить. Когда умирал, сказал, что теперь с ним хоть раз что-то случится.

– Славная история. Скажи мне, Грюнальди, где я могу повстречать Песенника?

– А зачем тебе Песенник? Мало проблем?

– Я уже говорил тебе, кого ищу.

– А отчего бы Песеннику о них знать?

– Потому что есть у него та… сила. Пусть бы для чего-то пригодился.

– Скажу тебе кое-что о Песенниках. Самый лучший из них – тот, кто слишком мудр, чтобы творить. Полагаешь, тот, кто так ловко управился со двором Скифанара, был силен? Я тебе говорю, что он до сих пор и ведать не ведает, как все сделал. Разозлился слегка, да пошел себе. А оно случилось само. А двумя днями позже потерял он перочинный нож и разозлился на самого себя, а потому – и сам он теперь лишь куча того плюща. Так оно и случается с теми их песнями. Был у нас один, который хотел, чтобы девки не могли ему противиться. Обычная штука – песни богов, они как золото, особенно те, о которых рассказывают в сказочках о богах. Что-де посмотрит на любую, побормочет – та и станет его любить. Нашел какого-то странствующего одноглазого деда, который сказал, что его научит. Потом полез в урочище. Обычно урочище таких убивает, но этому – удалось. Получил свою песнь богов. Забыл только научиться, как такое снимать. Девки ходили за ним по хате, сидели на яблонях, но не уходили. Он сбежал наконец – так его достали их родные, придушили, перерезали глотку, бросили в трясину и проткнули колом. А те женщины так его и ждут. Их даже силой оттуда не уведешь. Постарели уже, а все ждут. Стоят у дороги и смотрят. Нет, брат. Песни богов – они для богов. Человек над этим не властен. Бывают такие, что берут Песенников на корабли. Пусть, мол, отводят копья и стрелы врагов, отгоняют огонь и зовут ветер. Такие редко возвращаются. Даже доски от такого корабля потом не сыщешь. Потому что, видишь ли, стрела, которой ты изменил полет, должна куда-то упасть. Ветер, который прибудет на зов, приведет шторм или штиль на пару дней. Песенник гнет линии судеб, а те сразу превращаются в узел. Все, что ни вычаруешь, возвращается после дважды – и всякий раз в худшем виде, или мир вокруг становится хуже. Ничего не бывает задаром.

– Хочу только такого увидать. Хочу понять, что оно такое.

Грюнальди отпивает еще глоток и почесывает под ермолкой. С огненной бородой и желтыми волосами, он должен бы выглядеть как клоун, но не производит на меня такого впечатления. Разве что я пообвыкся. Славный парняга, может, мне и поможет.

Я их не найду. Нужен след. Камешки на дороге. Но у меня нет ничего. Нужна гипотеза. Рабочее объяснение. Без этого я просто стану таращиться с открытым ртом на все более странные происшествия. Ищу я четырех человек среди тысяч на диком континенте. Миллионы гектаров леса, гор и пустошей. Тысячи селений и ни одной карты. Нет ни документов, ни властей. Человек зовется как представился. Здесь, если никто тебя не запомнил, ты не существуешь.

Вокруг нашего столика то и дело проходит некто, кто, с точки зрения местных, чудаковато одет и не знает языка. Огромный детина с растянутыми ушами и выпуклыми узорами шрамов на медных щеках, одет лишь в вышитый жилет и шаровары. Потом проходит некто в белом плаще, скрывающем тело; он очень высок и худ, но не понять, какого он полу. Глазную щель закрывает сетка из висюлек, не видно даже глаз, из клубов белых складок выступает лишь худая рука, держащая резную костяную тросточку, что заканчивается пучком красных конских волос. Никто не обращает на них внимания. Моим ученым, чтобы их запомнили, пришлось бы въехать сюда на розовом кадиллаке 1957 года.

Слишком много здесь суеты.

– Езжай с нами, – предлагает Грюнальди. – Если не найдешь своих, то перезимуй у меня. Поплывем вверх Драгорины в страну Огня. Может, и Атлейф захочет, чтобы ты остался при его дворе?

Я улыбаюсь:

– Поглядим.

– Немного нас возвращается в этом году, – говорит он неожиданно. – Выплыли мы тремя кораблями. Три прекрасных траккена, по пятьдесят парней на каждом. Возвращаемся одним и вдвадцатером. Это не будет веселая встреча.

Я поднимаю бровь, но он одним глотком выпивает содержимое рога и больше ничего не говорит.

Я оставляю его на время и иду чего-то искать. Сам, собственно, не знаю чего.

Меня учили множеству вещей. Я могу разговаривать на шести местных языках, могу видеть в темноте, исчезнувших землян сумел бы даже вынюхать. Но не через пару лет.

Кружу вокруг прилавков. Их становится все больше. Рядом со стационарными конструкциями, сбитыми из бревен и прикрытыми навесами, у которых торгуют местные, встают повозки, с которых продают шкуры, оружие, украшения, гвозди, всякий товар. На пустом еще утром лугу, рядом с устьем, стоят шатры и ограды, в которые сгоняют скот и лошадей. Во фьорде то и дело появляются новые волчьи корабли. Сворачивают свои похожие на жалюзи паруса, бросают якорь и встают, где кто сумеет. Толпа растет с каждой секундой. Горят костры, слышны барабаны и песни. Куда ни глянь, даже на дальнем противоположном берегу моряки ставят шатры. Достаточно двух козел у бизань-мачты, на которые кладется бом и сверху набрасывается парус.

Берег и границы лагерей патрулируют группки вооруженных людей, следящие, чтобы ни один моряк не прихватил в город оружие посерьезнее. Сами же – чуть ли не сгибаются под тяжестью. Шлемы, щиты, копья, топоры, мечи, панцири. Полный набор, что грозно похрустывает и сверкает на дневном солнце.