– Ну, а третий? – Мартюшов спрятал сигаретную пачку в карман.
– Третий – это сам Спам. Он оставался на вышке и мог все провернуть. К тому же он – сталкер, а у сталкера найдется куча поводов для задержки вертолета. Может, у них вообще сговор был.
– Возможно, – майор кивнул. – Вот только было еще много тех, кто мог провернуть это дело. Ты об индийцах забыл.
– Так и вы забыли. Это пилот вертолета, который индийцев забирал, мог сигареты выкинуть.
– Вот и я о том. Любой мог это сделать, включая тебя.
– Меня?
– Да ладно, шучу я. Если честно, под подозрением все, кроме тех, кто был на момент инцидента в столовой, а это половина персонала лагеря и все охранение.
Майор замер на полуслове, удивленно глядя в сторону лагеря. Оттуда к нему семенил доктор Митяев.
Пропустив основную группу, доктор дождался, пока капитан Калинин и Мартюшов поравняются с ним, и проговорил:
– Вижу, вы заметили, что топлива нет.
– Да, – пораженный таким началом разговора, майор кивнул.
– Вы, наверное, думаете, что это я сделал, но я ни при чем. Зато я видел, кто это сделал.
Доктор опасливо огляделся.
– Вы знаете, кто это сделал? – Мартюшов схватил Афанасия Александровича за плечо и притянул доктора к себе. – Кто?
– Не здесь. Приходите ко мне в комнату, когда все разместятся, и я вам скажу, иначе у меня могут возникнуть неприятности.
Мартюшов посмотрел на входящих в лагерь людей и кивнул:
– Ждите меня, я приду.
Раскрасневшийся доктор поспешно протиснулся за ворота.
– Вот и разгадка тайны близится, – произнес майор, когда щуплая фигура доктора замелькала у входа в основной комплекс. – Осталось лишь ждать. Ты, главное, оружие держи наготове.
* * *
– Доктор, – майор Мартюшов постучал в дверь костяшками пальцев.
К этому времени все уже разместились в своих комнатах, и он, как условились, пришел к Афанасию Александровичу за ответом.
На стук не отреагировали. Тогда майор постучал снова.
За дверью по-прежнему было тихо.
– Доктор, это майор Мартюшов. Вы просили зайти.
Тишина.
Да что он, уснул там? Майор толкнул дверь, и та распахнулась. Секунды хватило Мартюшову, чтобы понять, что произошло…
Доктор Митяев лежал на полу в луже собственной крови. На животе, ногами к двери. Под лопаткой у доктора торчал армейский нож.
Мартюшов восстановил картину событий за одно мгновение.
Кто-то пришел. Доктор открыл дверь и повернулся спиной к вошедшему, но тот вонзил в спину Митяева нож. Да не простой нож, а армейский. Такие здесь только у военсталкеров и офицеров. Значит, прав был Калинин насчет причастности к случившемуся с вертолетом странного часового, дежурившего на сторожевой башне у ворот лагеря?
Возможно…
Майор аккуратно вытащил лезвие из тела покойника. Покрутил идеально подогнанный под ладонь кинжал – и оцепенел от ужаса, увидев выгравированное на рукояти слово: «Март».
Это был его позывной и его нож…
В панике майор закрыл дверь комнаты и похлопал себя по ножнам. Клинка там не было. Но как нож попал сюда?
И тут же появилась другая мысль, более яркая и страшная: «Теперь во всем могут обвинить меня. Меня подставляют…»
Всё то время, пока майор Мартюшов шел по коридору к основному залу, где приказал собрать всех для разговора, его трясло.
Сжимая окровавленными руками завернутый в платок нож, он шел к двери зала, и каждый шаг отдавался в мозгу набатом.
Шаг – сердце бьется в такт гулкому эху, пружинящему от стен и потолка.
Уходящий в бесконечность коридор, озаренный редкими лампами, будто бы отвечает на каждый шаг человека громкими овациями…
Он шел…
В голове вертелись тысячи вариантов развития событий. Ну, разве его – командира могут обвинить в убийстве? А почему нет?
Выброс вот-вот грянет, а именно в такое время – перед катаклизмами – чаще всего сходят с ума.
«А может, я и впрямь убил?»
Помешательство. Секундная слабость, и в спину доктора уже втыкается нож.
Так, а куда было воткнуто лезвие? Не между лопаток ведь?
Нет, не между…
В районе сердца. Кто-то всадил нож в сердце.
А кто мог? Да кто угодно. Все военсталкеры охранения прекрасно обучены таким приемам, а каждый второй ученый в этом лагере владеет скальпелем не хуже, чем самурай обращается с катаной.
Мог почти любой…
А мог ли я?
Время…
Неумолимо…
Неумолимо, как песок, шуршащий из одной части часов в другую. Мы пытаемся его задержать, но песок просачивается между пальцами и все же достигает цели.
Нам остается лишь неприятное ощущение…
Прах времени у нас на ладонях…
Майор замер, глядя на дверь с поблескивающей табличкой «Зал заседаний». Помедлил, глубоко вздохнул и шагнул внутрь.
От нестерпимо яркого света Мартюшов на секунду зажмурился…
Кровь…
Вот он – прах времени. Шутка старухи с косой. Метка смерти…
Не от этого ли так громко колотится сердце? Не поэтому ли шумит в голове?
Время…
Как будто кто-то в одно мгновение оборвал последнюю нить, дающую майору ощущать ход времени.
Мгновение за мгновением…
Нет, это уже не секунды…
Пять… Шесть… Семь секунд, и он вновь очнулся.
– Майор, – голос Калинина долетел, словно через толщу воды.
А потом из слепящей белизны вырвались краски…
Зрение вернулось…
– …слышите меня?
– У него кровь? – другой голос, скрипучий и неуверенный.
– Что у него в руках? – говорил третий.
Мартюшов едва заметно подался назад, потом широко открыл глаза и поглядел на собравшихся.
Никакого слепящего света. Зал представлял собой огромное помещение, уставленное диванами и креслами. На устланном ковролином полу стояли журнальные столики с кипами документов, а в углу, где пол резко уходил вверх, превращаясь в невысокий помост, располагалась кафедра с ноутбуком и проектором.
Единственным источником света была странная лампа – внутри пластмассовой трубки, идущей вдоль всего потолка, медленно курсировали белые и синие огоньки, будто заточенные в недра осветительного прибора светлячки.
– Майор! – голос руководителя лагеря, профессора Дугина, вывел Мартюшова из ступора.