– Сиш, ты должен сказать.
– Они смотрели.
– Сиш…
– Они на меня бросились! И… он…
Бегающие глаза, полные ужаса, устремились туда, куда ушел Миаль.
– Он был с ними. Он был там… он…
Слышать это было невыносимо.
– Его не было, Сиш.
Шпринг уставился на него в упор.
– Он впился зубами мне в горло! У него… он…
Вопль, раздавшийся откуда-то с улицы, заставил Тавенгабара вырваться и отпрянуть. Когти Жераля оставили на его плечах новые раны, но вряд ли шпринг их заметил. Было дико наблюдать за ним: продолжая трястись, он пытался залезть под небольшое одеяло с головой, словно ребенок, которым он был много юнтанов назад. Так же дико было понимать: голос того, кто только что кричал, ему знаком. Лир. Видимо, ему наконец отхватили раздавленную ногу. Накатывала дурнота. Не выдержав, Жераль уронил голову на руки. Кошачья кровь, испачкавшая лицо, показалась обжигающей.
– Сиш, там были солдаты? – тихо спросил он, глядя на шпринг сквозь пальцы. – В вагоне? Или… не они?
Шпринг не ответил. Он таращился на окровавленные руки друга. Жераль с усилием выпрямился, спрятал их за спину, встал, чувствуя головокружение и покалывание в уставших ногах. Сложный день, которому предстояло перетечь в такую же паршивую ночь. Как бы ее выдержать… Постепенно овладевая собой, Жераль окликнул медика. Тот обещал подойти.
– Это был не он. Слышишь? Его брат, которого…
…застрелили. До того как началась погоня. Именно так было доложено, и в этом не приходилось сомневаться, хоть тело и осталось валяться в вагоне вместе с множеством других. Тот, кто выпустил ту пулю, лавиби из второй Дюжины, безошибочно отличил самозванца и не поленился спороть погоны, снять кокарду – знак Сотни. Подделку, с которой серебро слезало, стоило поскрести. Так или иначе…
Так или иначе, к тому времени, как поезд начали преследовать, Конор Паолино был мертв. Он не мог вцепиться Сишу в горло. Тем более…
Зубами.
Киримо так не сражаются. Полезные инстинкты – впиваться в глотку, царапать, рычать, – у них вытравлены сильнее, чем у остальных. Да и их зубы и когти совсем не пригодны.
Медик уже шел навстречу. Походная сумка, в которой позвякивали склянки, была надежно закреплена на поясе. Его взгляд был спокойным: юноша явно не боялся того дикого существа, в которое превратился один из лучших офицеров Сотни. Поймав взгляд Грэгора, врач остановился шагах в пяти.
– Осталось добить их. – Жераль снова посмотрел на Тавегабара и коснулся его плеча. – Мы победили. Помни об этом. Мы победили. Сейчас тебе будет легче.
Он кивнул медику и двинулся к выходу. Он сделал всего пару шагов, когда услышал смех Тавенгабара. Остановился и обернулся.
Сиш смеялся хрипло, кашляюще, глухо. Он глядел исподлобья, так, что в густой тени черной с подпалинами шерсти глаза сверкали особенно ярко.
– Мы не победили, Грэгор. Нет…
Он зажмурился, тяжело дыша. Медик попытался взять его за плечо, но Тавенгабар дернулся и ощерил зубы. Из его вздымающейся и опадающей груди вырвался рык. Жераль отвернулся и вышел прочь.
Пересказав Крауссу разговор, он спросил:
– То, что мы сделали, действительно имело смысл? Что они везли, если отбросить чушь про взрывчатку?
Рин Краусс смотрел все тем же стеклянным взглядом человека, накачанного обезболивающими и запертого в невидимой клетке собственных мозгов. Его губы скривились, будто у него внезапно заболел зуб. Но глаз он не отвел.
– Лучше не отбрасывай «чушь про взрывчатку», Грэгор. Она поможет тебе жить спокойнее.
710-й юнтан от создания Син-Ан. Близится Перевеяние
– Готов?
– Да.
Они снова сидели так – лицом к лицу. Голубые глаза Сиша заледенели. Жераль чувствовал дыхание друга; в пальцах шпринг сжимал пустой стакан и, казалось, мог в любое мгновение раздавить стекло. Нужно было подождать еще чуть-чуть. Жераль сосредоточился на глухом тиканье настенных часов, отсчитывая. Раз… два… три.
– Там было много людей? – наконец спросил он.
– Да, – последовал ровный ответ.
– Солдаты?
Сиш кивнул.
– Серопогонная стража?
– Не только.
Шпринг сделал неглубокий вдох и попытался моргнуть, но Жераль мотнул головой.
– Наши люди тоже. Мертвые.
Шпринг подтвердил:
– Да.
– Это… все?
В его взгляде мелькнула паника. Зрачки сузились, но остались сосредоточенно застывшими. Шпринг облизнул губы.
– Не все, – ответил за него Жераль. – Кто-то еще. Кто-то, кто на тебя напал. Кто-то, кто тебя напугал. Кто-то…
…Кто-то, после встречи с кем Сиш Тавенгабар буквально собирал себя по частям. Если представить тэ в виде стеклянного шарика внутри каждого существа, то в день Травли Большого Зверя шарик Тавенгабара разбили вдребезги. Существо, рядом с которым Жераль и Паолино сидели в походной палатке, не было их другом. Офицером. Человеком. Это был покрытый шерстью комок страха и боли. Это потрясло многих. Но не Жераля… при всей его привязанности к шпринг, куда чаще он задумывался о другом.
О самой причине произошедшего, так и оставшейся неизвестной.
Что-то, что Тавенгабар увидел в вагоне, отняло у него семь юнтанов жизни, в течение которых он оправлялся. И он пришел в норму, да так, что ему – после множества проволочек и проверок – позволили служить Длани. Сначала серому подразделению. Затем – вновь алому. Его взяли не из жалости, как принимают на непыльные должности старых солдафонов, калек с геройской славой, бедняг, неспособных расстаться с формой. Нет. Сиш, если и остался в каком-то смысле калекой, хорошо это скрывал. Он вел себя так, будто тогда ничего не произошло. Но кое-что осталось с ним.
Окровавленный лоскут памяти, которым он ни с кем не делился. Тот самый. И даже его – теперь, когда Перевеяние близко, – он пытался отдать. Возможно, надеясь, что воспоминания перестанут мучить его самого и помогут другим. Сиш всегда был героем. Пожалуй, в большей степени, чем они трое.
– Скажи мне, Сиш, это была засада?
Тавенгабар слабо покачал головой.
– Не засада. Хорошо. Это… была атака по приказу Зодчего? Поезд покалечил тебя?
– Нет.
– Их вообще было много? Тех, кто… бросился.
Шпринг все-таки моргнул. Он едва уловимо поморщился, но не шелохнулся. Жераль взял его за плечи и легко сжал их. Во рту пересохло, он облизнул губы, собираясь задать странный, даже немного бредовый вопрос, который пришел ему на ум. Который вряд ли мог задавать тот, кто родился, вырос и служит мудрой Син-Ан, великому Единству. Но ответ прояснил бы слишком многое. И… успокоил бы, если был бы отрицательным.