– Не понимаю, почему твой муж стесняется такой красивой и любящей жены? – подумав, я немного изменила заготовленную фразу. – Лидия, неужели тебе приятно, что окружающие люди считают тебя любовницей?
– Вы все неправильно поняли, Маргарита Васильевна, – пустился в объяснения ректор. Но тут его женушка всхлипнула, и все внимание он обратил на нее: – Любимая, никто тебя не считает любовницей, поверь. Я с гордостью рассказал бы всем о нашем браке, но тогда тебе пришлось бы уволиться. По уставу академии близкие родственники не могут работать в подчинении друг у друга. Мне пришлось бы нанять новую секретаршу…
– Никаких секретарш! – вскинулась Лидия, мигом забыв про свою обиду. – Я не дам какой-нибудь молоденькой фифе разрушить нашу семью!
– Вениамин Савельевич, вы могли бы нанять секретаря, – ехидно заметила я, посмеиваясь над словами Лидии. Интересно, а «молоденькая фифа» в ее понимании – это пятнадцатилетняя студентка, что ли? – То есть молодого мужчину, а не девушку. Тогда Лидия ждала бы вас дома, готовила всякие вкусности и не переживала за ваш брак. К тому же вы ведь планируете завести детей?
Лидия энергично закивала головой, взгляд ее затуманился, похоже, она уже видела себя счастливой матерью. Ректор же не выглядел воодушевленным.
– Да, конечно, но сейчас об этом еще рано говорить.
– Для Лидии, может быть, и рано, а для вас, Вениамин Савельевич, скоро будет поздно. Смотрите, как бы вас не обошел какой-нибудь молодой и прыткий аспирант. – В душе я веселилась, наблюдая за ревнивыми всполохами в глазах ректора. Но была еще и легкая зависть к чужому счастью, поэтому я поспешила вернуться к нейтральной теме: – Но мы отвлеклись. Вениамин Савельевич, давайте не будем ругаться и подумаем вместе, как решить небольшую проблему, которую вы, собственно, и создали. Вы же понимаете, что я не буду бесплатно заниматься с вашими детьми? Только не надо обвинять меня в меркантильности, эта роль всецело принадлежит Мстиславу Федоровичу.
– Маргарита Васильевна, вы просите слишком много, – попытался воззвать к моему разуму ректор, в нежных руках Лидии он практически успокоился.
– А что вы хотели? Чтобы мы с детьми сели в каком-нибудь затхлом помещении, в котором нет ничего, кроме пыли и сломанной мебели, и повели патриотические беседы? Вы понимаете, что даже занятия домоводством требуют средств? Нужны: обустроенное помещение, плита, столы, посуда, продукты…
– Да вы в своем уме?! Вы хоть представляете, сколько академия истратила денег на ремонт вашего общежития?! – начал заводиться ректор.
– Венечка, а если отдать им алхимическую лабораторию? – погладив мужа по плечу, тихо спросила Лидия. – Там и столы, и плиты, даже какая-то стеклянная посуда оставалась…
– Любимая, ну о чем ты говоришь, она же лет пять пустует. А ремонт там не делался лет тридцать, не меньше.
– Вениамин Савельевич, я тут подумала, в академии наверняка есть место, куда сносят устаревшую мебель и прочие ненужные вещи, которые жалко выкидывать. Это я к тому, что если в лабораториях есть рабочие плиты, то это уже существенная экономия. А ремонт мы можем сделать и силами учеников, нужны только материалы. Уверена, после ремонта нашего общежития что-то да осталось. В общем, я бы хотела посмотреть лабораторию, оценить фронт работ и получить доступ на ваш склад, – добродушно улыбнулась я. Меня просто переполняли энергия и жажда деятельности.
А если честно, я уже сутки чудодейственным образом старательно избегала общения с Мстиславом, которого почему-то очень интересовало, чем же таким мы занимались с Эдуардом за закрытыми дверями. Ха! Так я ему и сказала! Пусть мучается дальше, узнает, как изводить меня своей язвительностью.
Тем более что рассказывать особо было нечего. Первые полчаса Эдуард отчитывал меня, как какую-то школьницу или собственную подчиненную. Кстати, ректор даже уступил нам свой кабинет ради такого случая. Наверное, король и дальше мог бы продолжать гнуть свою линию и пытаться донести до меня мысль, что я своими действиями подрываю его авторитет как отца и монарха, но мне надоело слушать.
– Эдуард, я не очень хорошо разбираюсь в психологии подростков, но еще помню себя в таком возрасте. Поэтому могу сказать одно: запретами дело не решить.
– А чем? Потаканием? – вспылил король. – И к чему оно привело?
– Вы меня обвиняете? – опешила я от такой наглости. – То есть вы столько лет не интересовались собственным сыном, а теперь хотите всю вину скинуть на меня?
– Я ни в чем вас не обвиняю, – раздраженно дернул плечом Эдуард, его взгляд шарил по полкам ректорского кабинета. – Просто признайтесь, что поступили неправильно, нарушив мой прямой запрет. Демоны! Где он держит коньяк?!
– Не люблю лгать, поэтому сегодня обойдусь без признаний, – вздохнула я, встала с кресла и подошла к секретеру. Откинула столешницу и безошибочно выудила из одного ящичка початую бутылку.
– Откуда вы знали, что она там? – с подозрительностью в голосе спросил король.
– Интуиция, – хмыкнула я и передала Эдуарду бутылку. А вот рюмки пришлось поискать, они оказались только в третьем выдвинутом мною ящичке.
– Будете? – наливая себе, спросил у меня король.
– Обязательно, – не стала отказываться я, все-таки нервы у меня не железные.
Мы выпили, не чокаясь и без тоста. Мне было непривычно и как-то неловко, будто мы на поминках. Коньяк оказался определенно хорош, видимо, ректор мог себе позволить дорогой напиток. Эдуард налил еще раз, вздохнул, протянул мне полную рюмку и произнес:
– И что мне делать?
– А поговорить с сыном вы не хотите? – Я понимала, что вопрос скорее был риторическим и касался меня, но виноватой себя чувствовать не желала.
– О чем? – плюхнулся рядом со мной на диван король.
– О нем. О его мечтах, планах, желаниях, надеждах. Не о том, чего от него ждете вы и страна, а просто как отец с сыном. Господи, поговорите о рыбалке или спорте, разница невелика. Просто дайте ему почувствовать, что он вам небезразличен, – начала заводиться, поражаясь недалекости некоторых королевских особ.
– Я люблю своих детей. Но они мальчики, практически мужчины, а вы предлагаете обращаться с ними, как с девицами на выданье, – скривился Эдуард.
– Да-да, суровым мужикам разговоры не нужны, – настала моя очередь скептически ухмыляться. – А еще им не нужны объятия, поддержка и понимание близких людей. Вот только почему вы напиваетесь в моей компании, а не с одной из своих фавориток, с которой разговаривать не обязательно?
– Марго, замолчите и налейте.
– И все же почему? – не смогла удержаться от вопроса, передавая Эдуарду наполненную рюмку.
– Для всех остальных я в первую очередь король, а для вас нет, – откинулся он на спинку дивана, пригубив напиток. – Давайте выпьем за что-нибудь хорошее. Идеи есть?
– С меня хватит, пить коньяк на пустой желудок – это издевательство над организмом, – попыталась я прекратить спонтанную пьянку с правящей верхушкой в лице короля.