– А тебя никто не заставлял туда прыгать, – напомнил я.
– Да уж. Но я не об этом.
Болен погрузился, профессионально, без всплеска, просто исчез.
Жмуркин вырвал кусок мха и стал протирать на себе грязь. Но на самом деле не протирал, а только больше размазывал, я решил бороться с грязью иначе. Подожду, пока сама застынет, потом отколупаю. И чище, и эффективней.
Пятахин барахтался в воде и хохотал, был счастлив.
Из кустов вдруг выскочила Жохова.
Иустинья выглядела прекрасно, с нее можно было вполне рисовать живопись. Дитер, ты где? Такая взъерошенная, дикая, необузданная, волосы дыбом, лицо раскраснелось, глаза пылали необъяснимым жаром, в пятнах от недавних укусов. Я даже испугался, что она сейчас тоже прыгнет в колодец. А потом все прибегут и прыгнут в колодец и станут там искать якобы утонувшего Болена, и безумие будет продолжаться и продолжаться, пока не пойдет снег.
Но Жохова не прыгнула, принялась оглядывать окрестности яростным взором, наткнулась на перемазанного в грязи Жмуркина и как-то сломалась, запнулась. Шмыгнула носом, потупилась и побежала назад.
– И что это было? – спросил я. – Жохова увлеклась спортом? Бегает по утрам?
– Да не, – ответил Пятахин из грязей. – Я ей просто сказал, что шеф утонул.
– Ну и что? – не понял Жмуркин.
– Как это что? Разве не понятно? Жохова же…
Вынырнул Болен. Стряхнул с себя ил, подплыл к краю, вылез по прокопанной канавке.
Стал нам что-то рассказывать – мычать и складывать пальцы в заковыристые фигуры. Я и так-то по-немецки не очень хорошо понимаю, а уж на немецком глухонемом…
– Кажется, он хочет сказать, что здесь надо копать, – попробовал издали перевести Пятахин.
Подбежала Александра. Болен принялся артикулировать по-немецки, Александра перевела уже по-нормальному:
– Касси говорит, что тут раньше был источник. Но его затянуло землей. Нужно немного вон там…
Александра указала на дальнюю сторону колодца.
– Там раньше был ручей, он тек к реке – вода циркулировала. Там надо програбить…
Александра сделала жест руками.
– Прокопать, – перевел я.
– Прокопать.
– Они что, думают, это и есть Ефимов Ключ? – спросил Жмуркин.
– Кажется, да.
– Как интересно… Так давайте прокопаем!
Пятахин вдохновился и быстро выбрался из бочага.
Болен закивал и стал тыкать пальцем в то место, где именно нужно копать. Мы направились в указанном направлении.
Там, кажется, действительно когда-то тек ручеек. Прослеживалось вполне себе угадываемое русло. Затянутое ряской и болотной грязью русло уходило к реке, мы двинулись вдоль и через двести метров наткнулись на затор – небольшую, в метр ростом, дамбу, проросшую осотом.
– Странно, – сказал Жмуркин.
Он стал надевать рубашку прямо на грязное тело, я проверил грязь на себе, еще не отколупывалась.
– Странно, – Жмуркин сорвал осотину. – Тут это явно нарочно сделано, кто-то привез машину с землей и засыпал… А зачем?
– А кто его знает… А может, там клад? – предположил я. – А что, раньше так часто делали, помните Чингисхана? Сначала отвернули русло реки, закопали Чингисхана, потом обратно воду вернули. Ефим этот, может, тоже так сделал.
– Тут что, Чингисхан похоронен? – осторожно поинтересовался Пятахин.
Жмуркин не стал отвечать.
Болен загугукал сильнее, показывая, как надо все это раскопать и пустить воду.
– Ладно, – согласился Жмуркин. – В общем… все равно делать нечего, давайте покопаем. Надо только лопат раздобыть, у нас в бараке одни вилы.
– Я схожу к Капанидзе, – тут же вызвался Пятахин.
– Нет! – воскликнул Жмуркин. – Нет, мы сами сходим. А ты беги лучше, остальных разбуди.
Пятахин кивнул и нырнул в кусты. Бестолочь, почуял клад Чингисхана.
Жмуркин почесался, судя по лицу, подумал о Франсуа Вийоне. Которого то ли повесили, то ли затравили собаками возмущенные средневековые французы.
– Ладно, – сказал он. – Иди к Капанидзе, что ли… Покопаем. Глядишь, выкопаем чего…
Я двинул к Капанидзе. Александра за мной. Она что-то бормотала по-немецки, причем непонятно – ругалась или наоборот.
Глава 19
Милосердие Ж
Вышли к деревне, запахло гречневой кашей и чем-то необычным и питательным, очень вкусным, сразу и хлебом и овощами, еще чем-то, мы с Александрой специально остановились и нюхали некоторое время. Не знаю, возможно, этот запах как-то воздействовал на наши дремучие первобытные инстинкты. Лично у меня возникло видение большого котла с густым варевом, вокруг котла сидели бородатые варвары, они ели тушеное мясо, пили брагу и собрались совершить набег на какой-нибудь там Ютланд. Мне сразу захотелось обрядиться в медвежью шкуру, вооружиться двуручным мечом и тоже совершить набег. Что там привиделось Александре, не знаю, она вдруг стала отколупывать застывшую грязь у меня с плеча.
Капанидзе с бабушкой жили на окраине, забора у них не было, а картофельник и вообще огороды вдавались в лес.
Капанидзе вовсю окучивал картошку. Старался делать это с удовольствием, напевал что-то, присвистывал. Интересно, не скучно тут ему? Живет с бабушкой, зимой за реку бегает к школьному автобусу, родители где-то на Северном полюсе на зимовке. И электричества даже нет. Кажется, я об этом уже думал. Или нет? Недолгое пребывание в Ефимовом Ключе произвело странную деконструкцию в моем мозге, раньше у меня как-то все было совсем по полочкам, каждая мысль знала свое место и направление, а тут… Все точно рассыпалось.
Капанидзе увидел нас, улыбнулся, помахал мотыгой, сказал:
– Лопаты в сарае.
– В каком смысле…
– Вы же хотите колодец раскапывать.
– Ну да… – растерянно сказал я.
Капанидзе почесался.
– Лопаты в сарае, – повторил Капанидзе. – Берите, копайте. А я пока с картошкой…
Капанидзе помахал мотыгой.
– Спасибо. Кстати, шеф тебе обещал прислать подмогу. Гаджиева и Герасимова, они придут, все тебе окучат, они чемпионы по окучке.
– Не, не надо, – отказался Капанидзе. – Бабушка никому не разрешает в огороде работать. Старая закалка. Считает, пища должна быть произведена только своими руками, а то не в пользу.
Капанидзе продемонстрировал мозоли. Они были заметны даже издали.
– Так что я сам… – Капанидзе пошевелил тощими лопатками. – А ты чего в грязи-то?
– Упал с лошади, – ответил я.
В сарае был целый запас всяких инструментов. Лопаты, грабли, косы, мотыги, ломы, цепи, непонятно, зачем все это тут хранилось в таком избыточном количестве. Но я не стал спрашивать, может, старушки запасы на случай войны делали. Мы с Александрой набрали лопат и потащили их к нашему бараку. Лопаты, кстати, оказались вполне заслуженные – с отполированными до блеска черенками, с блестящими лезвиями, их приятно было держать в руках, настоящие орудия труда. Рабочие такие. Взяли по шесть лопат каждый, чтобы с запасом. Потащились в барак.