Финляндия. Пора менять место жительства - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шилов cтр.№ 20

Обратимся к статистике. Обычная финская семья с детьми — это «жена, муж и их дети». Среди семей с детьми таких 60 %. Разумеется, есть много других вариантов — люди воспитывают детей в гражданском браке, или один из родителей неродной. Семей формата «мама и дети» — 18 %, «папа и дети» — почти 3 %, «однополые родители и дети» — несколько сотых одного процента (всего 467). Я таких пока не встречал, если уж приходил в садик папа — то один. И мама одна — на завтрак для мам, перед официальным Днем матери в мае. Еще могут объявить завтрак для родителей, тогда приходят вместе мама с папой. Или завтрак для бабушек и дедушек — значит, в садик спешат бабушки с дедушками, кто сможет.

Летом устраивают праздник на детской площадке: там тоже поют-танцуют, а еще прощаются с выпускниками, которые пойдут в подготовительную школу. Там же тогда же могут организовать небольшой фуршет и какую-нибудь лотерею с игрушками.

А еще бывает День наоборот. В такой день все стараются делать что-то по-другому: одежду надеть задом наперед, гулять с рюкзаком на груди, а не на спине или пятиться, вместо того чтобы идти нормально. Наконец-то не нужно следовать правилам! Воспитатели тоже участвуют в этом маскараде — например, надевают как-нибудь неправильно фартук или кепочку. Так — шиворот-навыворот — проходит весь день, и радости у ребенка полные штаны.

Среди московских знакомых у меня давно сложилась репутация бесплатной справочной по Финляндии. В начале и в середине нулевых, в тучные годы, всех интересовало одно и то же: коттеджи, отдых на Новый год, что посмотреть в Хельсинки. В конце нулевых появился другой вопрос. Не раз и не два журналисты и телезрители, знакомые и не очень спрашивали про главную финскую страшилку: «Что там творится с детьми-то? В самом деле отбирают?»

Термин «ювенальная юстиция» в Финляндии не принят, систему государственной помощи проблемным детям и семьям здесь называют службой защиты детей — и уже с этого начинается наше непонимание того, как у финнов все устроено. Они говорят, что защищают детей, а нам кажется, что наказывают родителей. Тут важно понять, что в проблеме не два действующих лица, а три — ребенок, родитель и государство. Другое дело, что общаешься не с государством вообще, а с его представителями, конкретными тетеньками, работниками социальных служб, а они «тоже люди», могут и ошибаться.

У социальных служб есть правила и руководство к действию, прежде всего «Закон о защите детей». После очередного шума в российской прессе по поводу ребенка русскоязычной мамы финны специально перевели этот закон на русский и разослали его всем аккредитованным журналистам.

В этом 49-страничном документе в первую очередь говорится не о правах, а об обязанностях родителей: «…обязаны обеспечить ребенку возможности для сбалансированного развития и гарантировать ему благополучие». Обязаны. То есть финское государство доверяет людям ценный актив, и главная задача «управляющих» — сохранить и приумножить его. В случае плохого управления вмешаются и помогут. В случае очень плохого — введут «внешнее управление».

«„Как хочу — так и ворочу“ — это не только русское представление, так вся Южная Европа думает, — объясняет мне финскую политику журналист Константин Ранке. — Это мой ребенок, это мой ребенок… Ребята, это не твой ребенок! Человек не может быть чьим-то. Дети — индивидуальности. Государство стоит на их защите. Если родители плохо выполняют свои обязанности, детей и забирают».

Примерно 1 % финских детей изъяты из семей государственными органами защиты ребенка и воспитываются на стороне — в приемных семьях или в интернатах. Как понять — много это или мало? В соседней Норвегии тоже 1 %. В России подобную информацию сайт детского омбудсмена не раскрывает, специалисты говорили мне, что цифра побольше, чем у финнов и норвежцев. В любом случае у российских родителей тоже отбирают детей, практика эта существует. Тяжело об этом говорить, но ведь и в самом деле бывают такие родители, на которых посмотришь и охнешь.

Однако забрать из семьи — это крайняя мера, чаще бывает по-другому. Хотя 5–6 % финских детей и остаются с родителями, но их семьи состоят на учете, это политкорректно называется «стать клиентами» службы защиты ребенка. Соцработники периодически встречаются со своими «клиентами», выслушивают, предлагают решения, как-то помогают.

И тем не менее случаи именно с одним процентом беспокоят больше. Как же так — взять и отобрать ребенка? Посмотреть на эту систему изнутри трудно: одни толкуют все на свой лад (проблемные родители), а другим закон запрещает комментировать конкретные случаи (социальные работники). Сам я как родитель со службой защиты ребенка не сталкивался. Дети в школе, родня, знакомые — ни у кого не было таких проблем. Один процент — это же один ребенок из ста, у меня и нет в Финляндии стольких знакомых с детьми.

Однажды я проводил в Хельсинки опрос, прямо на улице, с камерой — и большинство прохожих, идущих с маленькими детьми, упоминали эту службу как что-то важное, но не имеющее к ним отношения. «Ну да, есть такая». «Слышали. Работает. Защищает права детей». «Некоторые родители очень плохо себя ведут, возникает опасность для жизни и здоровья детей — и детей тогда нужно защитить».

Название этой службы не вызывает у финнов ни воодушевления, ни озабоченности — мало ли какие есть государственные службы. Спорить об этом никто не будет. Клише «в Финляндии у родителей отбирают детей» в самой Финляндии совершенно отсутствует. Как говорится, а мужики-то не знали.

Когда я общался на эту тему с финскими чиновниками, они осторожно замечали, что значительное число семей, из которых государство забрало ребенка, получают социальные пособия. То есть это малообеспеченные, безработные или одинокие родители. Кстати, по финским законам ни низкие доходы, ни маленькая жилплощадь не могут быть основанием для того, чтобы забрать ребенка из семьи.

Финская газета «Илталехти» как-то предложила читателям написать о своем опыте общения со службой защиты ребенка. Большинство писем пришло без подписи (вот вам и знаменитая скандинавская открытость), и в большинстве из них эту службу ругали. Читаю одно из писем: «Уже полтора года мой ребенок живет в приемной семье. За это время бог знает сколько раз в социальной службе поменялись работники. Общаются со мной просто унизительно, от вопросов уходят: „Не могу ответить, не знаю“, „я таких вопросов раньше не решала“, „это неважно“. И так они занимаются судьбой ребенка! Мне ничего не говорят, и я даже не знаю, как его вернуть, (мать-одиночка)».

В 2011 году я договорился об интервью в одном из отделений этой страшной службы в Хельсинки. И вот, словно нерадивый родитель, ищу их в восточном районе города, подхожу к типичной финской малоэтажке у метро, в которой гнездится все подряд: магазин бытовой техники, парикмахерская, ночной клуб, медицинская консультация (та самая — для мам-пап-и-детей). И тут же — вход в службу защиты ребенка.