Изложенное выше очень емко аккумулирует в себе наблюдение М.И.Каткова: «Подданный в монархии имеет больше, чем политические права, он имеет политические обязанности»
[64].
Особый вопрос, на котором подробно останавливался Ильин, это опасность, возможная для монархии в случае утраты подданными доверия к своему монарху. Разложение монархии начинается там, где монарх забывает свое предназначение. Утрата доверия к монарху разлагает весь государственный строй, ибо «царь есть государственный центр и источник спасения и строительства своего народа»
[65]. В монархии обязанность подданного повиноваться не беспредельна, его чувство собственного достоинства диктует необходимость неповиновения монарху именно как возможность соблюдения присяги и верности, поступка направленного не на разрушение, а на укрепление монархии. Верность монарху заключается не в угодливом пресмыкательстве, а в искренней помощи сохранения для него независимости в суждениях и поступках. Оставаясь монархистом, человек не унижает собственное чувство достоинства и чести, если отказывает монарху в соблюдении присяги. Он осознает, что власть монарха не высшая, выше него то Совершенство, что в религии называется Богом, что монарх существует для государства, а не наоборот. В силу этого монархическое правосознание признает, что обязанность служения монарху не является самодовлеющей обязанностью. Поэтому, если монарх унижает свое царское достоинство, то монархист считает своей обязанностью выразить протест. Если Тихомиров писал, главным образом, об искажениях монархии в форме деспотии и абсолютизма, то Ильин, в целом не уделяя большого внимания теме искажений монархии, склонен к критике отдельных недостатков самодержавной монархии.
«Царь, извращающий, роняющий, унижающий собственное звание – нуждается со стороны подданных не в повиновении, а в воспитывающем его неповиновении»
[66].
По определению Ильина: «Повиновение кончается не там, где подданный думает, что он имеет право не повиноваться, но там, где он глубоко убежден в том, что неповиновение становится его священной обязанностью»
[67].
Таким образом, монархист решает проблему неповиновения перед своим естественным правосознанием, обязывая себя не повиноваться; положительное правовое решение этой проблемы заставляло бы его соблюдать формальную присягу монарху, что являло бы не монархию, а ее извращение в виде раболепства и угодничества, нарушало бы идею ранга, ставя монарха как человека выше Бога.
Долг монарха составляет его главный принцип. Величайшее зло, которое может происходить от неограниченной власти, это переход ее в произвол. Монарх не должен иметь личных побуждений. Он есть исполнитель своего долга. Там, где долг указывает необходимость кары и строгости, монарх должен быть строгим и карать. Он является орудием справедливости. Он существует не для того, чтобы делать, как ему нравится, не для того, чтобы быть тираном или потакать распущенности, а для того, чтобы всех вести к исполнению долга.
Монарх, усвоивший свое призвание и всю полноту своей ответственности, может начать чувствовать себя пленником, а нередко и мучеником своего престола. Он всю жизнь призван жить не по своему вкусу, желанию и выбору, а по чувству долга в своих безграничных обязанностях.
Доверие монарху невынудимо. Если нет любви к монарху, нет и монархии. Монархия нуждается не в пассивной покорности, а в творческой инициативной деятельности людей. «Не служба – а служение, не покорность – а творчество»
[68]. Статус монарха не подавляет подданных, а возвышает и воспитывает их «к царственному пониманию государства и его задач». В идее ранга для монархиста нет унижения. Высшим рангом наделен государь. Высшими требованиями монархист измеряет свою жизнь. Вместе с тем, Ильин настаивает, что «главный источник прогресса в монархиях – это сами государи»
[69].
Особенно острой проблемой, по его мнению, является проблема пределов верности подданного монарху. Служение и верность монарху отнюдь не являются самодовлеющей целью подданного. Монарх существует для страны, для ее жителей, а не наоборот. Монарх, не соответствующий своему собственному званию, должен встретить у своего подданного не слепое повиновение, а открытое неповиновение, которое должно воспитывать монарха, указывать высоту монархического правосознания. Последовательный монархист обязан без лукавства и симуляции открыто не повиноваться монарху. Такое поведение способствует укреплению монархического государства.
В проблеме верности Ильин отделяет положительное и естественное правосознание. Положительное правосознание обязывает монархиста подчиняться монарху до тех пор, пока он юридически продолжает оставаться таковым, несмотря на фактическую сторону его поступков и действий. Формально-государственная присяга в этом случае, полагает Ильин, лишь уклонение от выбора решения. Никакие ссылки на традиции, вкусы, логику не оправдывают подданного. Естественное правосознание обязывает подданного в таких случаях неповиноваться монарху во исполнении своей присяги, тем самым поддерживая и воспитывая монарха, укрепляя и восстанавливая его верховный статут. Ильин особо подчеркивает, что доверие монархиста лежит в основе его верности монарху, являясь основным условием прочности монархии. Обязанность монарха – быть верным своему народу, совести, чести, призванию. Если подданный видит несоответствие монарха этим принципам, то факт неповиновения он испытывает и осуществляет как единственно верный путь, направленный на строительство и укрепление монархии. Для монархиста это исключительно сложный душевный акт, требующий мужества и отваги. Неповиновение, таким образом, блюдет присягу, тогда как лесть подданных является скрытой язвой монархического строя. Приводя исторические примеры, Ильин отмечает, что лесть развращает и избаловывает монарха, и что неумение или нежелание монарха избавляться от льстецов много раз в мировой истории приводила к падению монархического строя. Там, где монарх начинает считать себя непогрешимым, а его подданные верили в это или льстиво уверяли его в этом – там следовало вырождение монархического правосознания и разложение монархии. Истории восточноазиатских деспотий Ильин использует в качестве примера. Он считает, что большинство льстецов действует из хитрого своекорыстия, что по сути характеризует их как людей далеких от понимания сути монархического строя. «Давка и толкотня» вокруг верховной власти присуща и монархической, и республиканской формам власти, а целью льстецов неизменно является присвоение себе власти в наибольшей степени. Монарх обязан оставаться автономным, когда его воля и поступки исходят из государственной совести. Верность монарху, в итоге, состоит не в угодливом пресмыкательстве, а в бескорыстной помощи в сохранении автономии монархии, при которых монарх лишь выслушивает других людей, а поступает исходя из собственной автономии.