Призрак неонацизма. Сделано в Новой Европе - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Дрожжин cтр.№ 2

После «клетки с крысами» Э. Нольте делает в своих рассуждениях следующий шаг и формулирует вопрос – не являются ли преступления Гитлера следствием опасений, связанных с тем, что он считал себя возможной жертвой таких «азиатских пыток». В таком случае Аушвитц – это только реакция на русский ГУЛАГ, а «уничтожение наций» – реакция на «уничтожение классов».

На основе всех этих «притянутых за уши» аргументов Э. Нольте делает вывод о том, что уничтожение евреев – это «понятная» (значит оправданная) реакция А. Гитлера на те угрозы, которые чувствовал сам вождь немецкой нации. Отметим, что уничтожение русских и здесь вынесено за скобки для удобства самооправдания.

В последнее время в немецком обществе Э. Нольте считают апологетом нацистского режима. В этой связи многие напоминают о том, что он был учеником известного философа Мартина Хайдеггера, который в свое время был активным членом НСДАП. Учитель Э. Нольте и признанный немецкий философ также утверждал, что войска СС проводили «позитивную» демографическую политику. Но хорошо известно, что войска СС участвовали только в массовых расстрелах и депортациях, и что в данном случае они делали «позитивного»?

Конечно, А. Гитлер связывал с войсками СС в том числе и определенные демографические преступления против человечности, участвуя в массовом физическом уничтожении невинных людей на оккупированных территориях.

Не вызывает удивления и то, что Э. Нольте активно выступал против создания мемориала жертвам холокоста в центре Берлина. «Как тотальное забвение, так и тотальное напоминание являются негуманными», – заявил он.

Сторонники концепции Э. Нольте, как и он сам, считают, что марксизм следует считать «идеологией уничтожения», а большевизм – практической реализацией этого учения.

Но даже если признать марксизм «идеологией уничтожения», то из этого неизбежно следует вывод, что Германия в XIX веке породила две «идеологии уничтожения» – это марксизм и элиминаторный расизм. Не следует забывать, что Германия активно сотрудничала с наиболее радикальными русскими партиями, в том числе и с большевиками, которых официальные власти этой страны снабжали значительными финансовыми средствами.

Интересно, что в своих рассуждениях Э. Нольте использует только термин «большевики». Но не говорит, что для руководства НСДАП, в первую очередь для самого А. Гитлера, слова «большевики» и «евреи» были синонимами. Фюрер не изменил этого отношения даже тогда, когда к власти в Советской России пришел И.В. Сталин.

Кроме того, что касается войны против Советской России, то помимо уничтожения евреев, русских и других народов нацисты пытались захватить и ограбить значительную часть территории нашей страны, и это была двуединая цель. К моменту начала агрессии против Советского Союза А. Гитлера уже мало интересовали сведения о количестве евреев в советском руководстве. Его в значительно большей степени интересовало жизненное пространство (Lebensraum), захватить которое он рассчитывал.

В одной из своих работ Э. Нольте приводит дневниковую запись Й. Геббельса, датируемую июлем 1926 года. Будущий нацистский министр пропаганды записывает свои впечатления от прочтения книги о Распутине некого И. Наживина. «Еврей – это антихрист мировой истории», – замечает Й. Геббельс.

«В России продолжаются показательные процессы, – цитирует далее Э.Нольте запись Й. Геббельса от 27 января 1937 года. – Евреи пожирают друг друга. У фюрера: он изображает Россию в ее безутешности и дезорганизации. Эта система доносительства и террора была бы для немецких условий совершенно неприемлемой. Там господствуют дикость и безумие».

Наивно было бы полагать, что Э. Нольте также считает, что в системе нацистского государства доносительство и террор не играли никакой роли. Конечно, как историк он не может не знать, что и доносительство, и террор были центральными элементами нацистской системы правления. Э. Нольте должен согласиться с тем, что резкая радикализация и определенный культ насилия стали доминирующей политической тенденцией внутри Германии в 1920-е годы, и это не имело никакого отношения к тем событиям, которые происходили в СССР.

Интересно также приводимое Нольте замечание А. Гитлера о «дезорганизации» в России. Очевидно, фюрер не испытывал никакого страха и не считал, что какая-то угроза, кроме еврейского большевизма, может исходить из Советской России. Как можно бояться страны, в которой царят разруха и дезорганизация? И даже если это и не соответствовало действительности, но таково было видение А. Гитлера, а именно он принимал основные решения. Вообще достаточно странным кажется желание Э. Нольте построить свое рассуждение на мнимом страхе немецкого фюрера. Хорошо известно, что он проявил себя во время Первой мировой войны скорее как храбрый человек и заслуженно был награжден железным крестом первой степени.

Далее Э. Нольте приводит мнение Сони Марголиной, дочери российских коммунистов «еврейского происхождения», эмигрировавшей после Второй мировой войны из Советской России в Западную Германию. «Трагедия евреев состояла в том, – пишет С. Марголина, – что у них не было политического выбора, чтобы избежать мести за исторические преступления евреев – их значительной роли в русской революции. Победа советского режима на время обеспечила им спасение, но возмездие еще было впереди».

Но Э. Нольте напрасно считает С. Марголину своим единомышленником и соавтором его пресловутого «каузального нексуса». Эмигрировавшая дочь российских коммунистов явно сожалеет о том, что русская революция, в которой столь активную роль сыграли евреи, стала причиной гибели большого количества невинных людей. Она вовсе не оправдывает А. Гитлера, напавшего на Советский Союз и истребившего миллионы невинных людей, в том числе и евреев.

Однако Нольте оценивает ее слова по-другому: «Соня Марголина намеренно формулирует тезис, который можно назвать самым табуизированным мнением в Германии с 1945 года, а именно: существовал каузальный нексус между поведением евреев во время большевистской революции и Аушвитцем, или, если говорить более популярно: евреи сами виноваты в тех несчастьях, которые на них обрушились с началом войны».

Э. Нольте ссылается в одной из своих работ на мнение Дитера Поля, который считает, что поляки в Галиции не проявляли сострадания во время операций по физическому уничтожению евреев, а многие из них наивно полагали, что в этих действиях проявляется «историческое возмездие».

Опираясь на мнение современного еврейского писателя Джорджа Стайнера, Э. Нольте пытается подвести своего читателя к мысли о том, что марксизм – это исключительно иудейская форма секуляризованного мессианства.

«Для национал-социалистов, – продолжает Э. Нольте, – было достаточно причин считать евреев «народом-врагом», но сами евреи были главной причиной этой враждебности». Не стоит удивляться и тому, что Э. Нольте считал оправданным интернирование всего еврейского населения Германии после известного заявления председателя «Еврейского агентства» Хаима Вейцмана.

Все эти весьма странные цитаты и собственные рассуждения Э.Нольте нужны ему для того, чтобы сделать, как уже упоминалось, свой основной вывод, который состоит в том, что главный в нацистской Германии человек, определявший политику страны во всех ее аспектах, сам боялся быть уничтоженным и именно поэтому принял решение о физическом уничтожении евреев, применяя, таким образом, опережающую превентивную тактику.