Лоуни - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Майкл Херли cтр.№ 31

Церковь Святейшего Сердца Иисуса была древней; темная, приземистая, она поблескивала под дождем наподобие какого-то земноводного животного. Широкая входная дверь позеленела от мха, а колокольню обвил длинными щупальцами ползучий плющ.

Мы столпились в крытом проходе на кладбище — переждать особенно яростный шквал дождя. Свод протекал, и вода капала на каменные сиденья, которым зады многих носильщиков гробов за годы придали форму черпака. Ну и таких, как мы, укрывающихся от дождя посетителей — тоже.

Само церковное кладбище было маленьким, но хорошо укомплектованным покойниками из местных — поблизости располагались густонаселенные деревни, — и все они лежали в направлении восток — запад, как будто ветер за столетия таким образом упорядочил их могилы. Надгробия кренились одно к другому под тенью гигантских тисов, сочащихся водой. В один из них попала когда-то молния, и из почерневшего расщепленного ствола рос молодой побег.

— Что вы думаете, преподобный отец? — задала вопрос Мать, кивая в сторону церкви.

— Весьма впечатляет, миссис Смит, — кивнул отец Бернард.

— Пятнадцатый век, — вставил Родитель.

— Неужели? — удивился отец Бернард.

— Во всяком случае, некоторые ее части. Внутри вся кладка относится к временам саксонцев. Реформация не затронула церковь.

— Как же это получилось?

— Думаю, ее просто не удалось найти, преподобный отец.

Ливень закончился так же неожиданно, как и начался. Вода лилась с шиферной крыши по свинцовым желобам, чтобы извергнуться из пастей горгулий, сточенных ветром и непогодой в бесформенные глыбы камня.

Отец Бернард открыл ворота и держал их, пока все быстрым шагом не зашли в церковь, торопясь успеть, прежде чем дождь польет снова. Хэнни замер перед искореженными горгульями серого цвета и гримасничал, стремясь, чтобы получилось похоже.

Оказавшись внутри, мы заняли скамьи позади, стараясь передвигать ноги как можно тише, чтобы не нарушать тишины. По всей церкви статуи святых были накрыты к Великому посту, и они, как призраки, были наполовину спрятаны в тени своих ниш. Тут и там покрывала колыхались из-за сквозняка. Ветер где-то проникал внутрь и по-птичьи насвистывал среди стропил.

Хэнни взял меня за руку.

— Все хорошо, — сказал я в ответ на его тревожный взгляд в сторону одного из закутанных святых. — Просто не смотри на них.

Когда все уселись, Родитель наклонился к Отцу Бернарду.

— Посмотрите на окна над хорами, — сказал он, указывая на крошечные арки в стене наверху, каждая из которых пропускала пучок красного света. — Обратите внимание на толщину средников. И витражи — это романский стиль.

— Это хорошо? — поинтересовался отец Бернард.

— Им порядка семисот лет.

Отец Бернард выглядел пораженным.

— Следовало бы открыть здесь музей, — шепнул он Родителю. — Наверняка здесь сохранилось все, что принадлежало когда-то церкви.

Это была правда. Ничто, казалось, не выходило наружу через дубовые двери, не покидало толстые, словно крепостные, стены. Свет, проникающий в окна, оставался здесь пленником: дерево поглощало его. На протяжении веков молельные места, кафедра и мизерикорды ^[21] потемнели и приобрели вид эбеновых, как и балки, поддерживающие крышу, — каждая была сделана из ствола огромного дуба, так что у прихожан создавалось впечатление, что они находятся внутри перевернутого корабля.

Запах старой бумаги и свечных огарков был таким же вечным, как и могильные плиты на полу в центральном приделе. Дверцы шкафчика для священных сосудов держались на петлях, выкованных в те времена, когда пытали водой ведьм и умирали от чумы. Это было место, где вафельные печи, ящики для подаяний и подставки для лучин оставались рабочими инструментами. Где на церковных вратах оставался дверной молоток, имелся приходской сундук, вырезанный из цельного ствола каштана, а над купелью висела таблица кровного родства в качестве основы для расчетов, необходимых, чтобы избежать кровосмешения среди невежественных бедняков. Хотя, на мой взгляд, к тому моменту, когда младенца погружают в воду, вспоминать об этом уже довольно поздно.

Там, где ряды скамей кончались, располагались скульптурные изображения Семи Смертных Грехов, стертых почти до полной неузнаваемости руками бесчисленных прихожан, которые хватались за них в момент коленопреклонения. Но все-таки можно было различить свернувшееся клубком во сне Уныние, срыгивающее себе на бороду Чревоугодие и Гнев, суть которого состояла в том, что он лупил своего ближнего ослиной челюстью.

Между нефом и алтарем в церкви все еще имелась алтарная перегородка с изображенными маслом разнообразными святыми внизу и распятием наверху. Еще выше можно было видеть часть изображения Страшного суда, и хотя большая часть изображения уже отвалилась, сам размер росписи был впечатляющим. Она раскинулась по камню как мрачный тлен.

— Других таких я к северу от Глочестера не видел, — сказал Родитель, снова наклоняясь ближе к отцу Бернарду и указывая наверх. — То есть он уступает росписи в Патхеме или Венхастоне, но все же.

— Я бы не хотел видеть это у себя в доме, — заметил отец Бернард.

— Не знаю, — возразил Родитель, — притягивает глаз, тем не менее.

— Скорее ваш, чем мой, — не согласился с ним священник.

Когда я был маленьким и верил всему, что отец Уилфрид рассказывал про ад и вечные муки, Страшный суд был причиной множества моих бессонных ночей в «Якоре». Думаю, потому что в каком-то смысле мне было уже известно место, которое там изображено, а значит, все это могло существовать на самом деле.

Содержание напоминало мне школьную игровую площадку с ее повседневным произволом и всегдашним страхом, что какая-то — неизвестно какая — черта в тебе может оказаться подлежащей наказанию путем молниеносной физической расправы. Слишком высокий, слишком маленький. Нет отца, нет матери. Мокрые брюки. Порванные ботинки. Не то сословие. Сестра гуляет.

Сволочи!

Ад управлялся логикой детей — Schadenfreude ^[22], протяженностью в вечность.

На фреске осужденные на муки, зажатые в узкой расщелине в земле, были вдавлены друг в друга и плавали вниз головой в нечистотах, перед тем как свалиться вместе с осыпающейся горной породой прямо в когтистые лапы похотливых чернокожих демонов, которые хватали их за волосы и вонзали раскаленные ножи в их плоть. И это было всего лишь предварительным наказанием.