– Тебе же хуже. – Лопен откусил еще.
– Не стоило бы тебе вот так есть у всех на виду, – заметил Каладин. – Это невежливо.
– Ха, зато удобно. Погляди, как хорошо все завернуто. Можно пойти по делам, все их переделать и поесть на ходу…
– Неряшливо. – Каладин изучал раковину.
Она содержала подсчеты Сигзила относительно того, сколько у них солдат, как много им понадобится еды, по мнению Камня, и оценки Тефта – сколько бывших мостовиков готово к обучению.
Последняя цифра была довольно большой. Если мостовики выживали, они становились очень сильными, таская мосты. Как Каладин уже доказал, это позволяло делать из них отличных солдат – требовался только подходящий стимул.
На оборотной стороне раковины Сигзил начертил для Каладина тропу, по которой следовало патрулировать окрестности военного лагеря. Вскоре у него для этого будет достаточно новобранцев, и он займется тем, о чем говорил Далинару. Тефт считал, что Каладину лучше самому отправляться в дозор, чтобы новички смогли проводить с ним побольше времени.
– Сегодня будет Великая буря, – бросил Лопен. – Сиг сказал, она начнется через два часа после заката. Он думал, ты захочешь подготовиться.
Каладин кивнул. Еще один шанс для появления тех загадочных цифр – они уже дважды возникали во время бурь. Он примет дополнительные меры, чтобы Далинар и его семья были под защитой.
– Спасибо за донесение. – Каладин сунул раковину в карман. – Пошли кого-нибудь назад, пусть передадут Сигзилу, что предложенный им маршрут уведет меня слишком далеко от военного лагеря. Пусть нарисует другой. А еще скажи Тефту, что мне нужна пара человек, которая сменит здесь Моаша и Дрехи. Они оба провели на вахте слишком много часов. Сегодня ночью я сам буду охранять Далинара – предложу великому князю, чтобы во время бури вся его семья была рядом, так ведь удобнее.
– Если ветра пожелают, гон, – сказал Лопен, доедая последний кусок чуто. Потом он присвистнул, глядя куда-то в сторону покрытого песком двора. – Здорово смотрится, верно?
Каладин проследил за взглядом гердазийца. Адолин, предоставив брата Зайхелю, принялся за тренировочные упражнения с осколочным клинком. Он изящно вертелся и крутился на песке, и меч в его руках так и летал, выписывая в воздухе замысловатые узоры.
Опытный осколочник никогда не выглядел неуклюжим в доспехе, – напротив, он был внушительным, сверкающим. Латы сидели точно по фигуре. Броня Адолина отражала солнечный свет, точно зеркало, при каждом его взмахе мечом, каждой перемене позиции. Каладин знал, что это просто упражнения для разминки и от них больше пыли в глаза, чем пользы. На поле боя никто так себя не вел, хотя отдельные стойки и рубящие удары можно было применять в деле.
Хоть Каладин об этом и знал, ему с трудом удалось стряхнуть благоговение. Сражаясь, осколочники в доспехах выглядели не людьми, а скорее Вестниками.
Он заметил Сил: она сидела на краю карниза неподалеку от Адолина и наблюдала за юношей. С такого расстояния Каладин не мог разглядеть выражение ее лица.
Адолин закончил разминку, упав на одно колено и вонзив осколочный клинок в землю до середины лезвия. Когда он отпустил рукоять, меч исчез.
– Я уже видел, как он призывает этот клинок, – проговорил Каладин.
– Ага, ганчо, на поле боя, когда мы спасли его жалкую задницу от Садеаса.
– Нет, раньше, – сказал Каладин, вспоминая происшествие со шлюхой в лагере Садеаса. – Он спас кое-кого от издевательств.
– Хм. Тогда он не такой уж плохой, верно?
– Возможно. Ладно, ступай. Позаботься о том, чтобы сюда прислали кого-нибудь на замену.
Лопен отсалютовал ему и забрал Шена, который тыкал пальцем в тренировочные мечи, висевшие вдоль края двора. Вместе они побежали выполнять его поручение.
Каладин обошел посты, проверил Моаша и остальных, а потом приблизился к тому месту, где Ренарин, все еще в доспехе, сидел на земле возле своего нового учителя.
Зайхель, ревнитель с умными глазами, восседал с торжественным видом, который портила его неопрятная борода.
– Тебе надо заново научиться сражаться в этом доспехе. Он меняет то, как человек шагает, держит оружие, движется.
– Я… – Ренарин опустил взгляд. Было так странно видеть человека в очках и в таких внушительных латах. – Мастер, мне не нужно переучиваться сражаться. Я ведь и не учился этому.
Зайхель фыркнул:
– Это хорошо. Значит, мне не придется исправлять чужие ошибки.
– Да, учитель.
– Что ж, тогда начнем потихоньку. Там, в углу, есть лестница. Заберись на крышу тренировочного зала. Потом спрыгни.
Ренарин вскинул голову:
– Спрыгнуть?..
– Сынок, я старый, – сказал Зайхель. – Если буду повторяться, съем не тот цветок.
Каладин нахмурился, а Ренарин, склонив голову набок, вопросительно посмотрел на него. Капитан пожал плечами.
– Съедите… что? – спросил Ренарин.
– Это значит, я рассержусь, – сурово ответил Зайхель. – В вашем языке не найдешь ни одного толкового оборота. Ступай!
Ренарин вскочил, взметнув песок, и умчался прочь.
– Шлем, сынок! – окликнул его Зайхель.
Ренарин остановился, бросился назад и схватил шлем с земли. Он чуть не упал, но, пошатнувшись, развернулся и неуклюже побежал к лестнице. По пути едва не влетел в колонну.
Каладин тихонько фыркнул.
– О-о, стражник, – протянул Зайхель, – думаешь, надев осколочный доспех впервые, справился бы лучше?
– Сомневаюсь, что забыл бы шлем. – Каладин положил копье на плечо и напрягся. – Если Далинар Холин собирается загнать остальных великих князей в строй, думаю, ему понадобятся осколочники получше. Он должен был отдать этот доспех кому-то другому.
– Например, тебе?
– Клянусь бурей, нет, – отрезал Каладин, похоже с излишним возмущением. – Я солдат. Мне осколки без надобности. Мальчишка мне нравится, но я бы не доверил ему людей – не говоря уже о доспехе, который мог бы помочь куда лучшему воину выжить на поле боя. Только и всего.
– Он тебя еще удивит, – пробормотал Зайхель. – Я выдал ему речь в духе: «Я твой учитель, и ты будешь мне повиноваться» – и он на самом деле меня услышал.
– Каждый солдат слышит такое в первый день, – возразил Каладин. – Иногда они слушают. То, что этот мальчишка тебя услышал, еще ни о чем не говорит.
– Узнав, сколько здесь побывало балованных десятилетних раздолбаев, ты понял бы свою ошибку. Я думал, девятнадцатилетний вроде него будет невыносим. И не зови его мальчишкой. Он, скорее всего, почти твоего возраста, да к тому же сын самого влиятельного человека в этом…
Зайхель умолк, когда шум на крыше возвестил о том, что Ренарин Холин разбежался и прыгнул, оцарапав латными ботинками каменный карниз. Он взмыл футов на десять-двенадцать над внутренним двором – опытные осколочники и не такое умели, – а потом забарахтался, как умирающий небесный угорь, и рухнул на песок.