«Она хихикает и смеется, – подумала Шаллан, стягивая мужские перчатки и надевая взамен светло-коричневую женскую перчатку на защищенную руку, – и часто ходит на носочках, легким шагом. Голос у нее выше моего, и она говорит без акцента».
Шаллан практиковалась недостаточно, оставалось надеяться, что ей не придется проверять, насколько похожим получился голос. Ей надо лишь войти, подняться по лестнице и проникнуть в нужную комнату. Легко.
Она встала, задержала дыхание, доверившись буресвету, и решительным шагом направилась к дому.
Каладин ударился о дно ущелья, точно светящийся ураган. И тотчас же пустился бежать с копьем на плече. Трудно стоять, когда в жилах полно буресвета.
Несколько кошелей со сферами он бросил на землю, чтобы использовать позже. Буресвета, который поднимался от его кожи, хватало, чтобы освещать ущелье и отбрасывать тени. Они как будто превращались в фигуры из костей и веток, что тянулись из куч мусора на земле. Тела́ и ду́ши. Его бег заставлял тени извиваться, словно они поворачивались, глядя ему вслед.
Итак, зрители хранили молчание. Сил спустилась откуда-то светящейся лентой и заняла место позади его головы, двигаясь с той же скоростью. Он перепрыгивал через препятствия и шлепал по лужам, позволяя мышцам разогреться по ходу дела.
Потом прыгнул на стену.
Приземление получилось неуклюжим, Каладин споткнулся и прокатился через заросли обороцветов. Уткнулся лицом в стену и замер. Зарычал и рывком поднялся, а буресвет залечил небольшой порез на руке.
Сам прыжок был слишком противоестественным; требовалось время, чтобы сориентироваться.
Каладин снова побежал, втягивая больше буресвета, приучая себя к смене перспективы. Когда достиг следующего ущелья между плато, оно выглядело глубокой ямой. Стены ущелья были для юноши полом и потолком.
Он спрыгнул со стены, сосредоточившись на настоящем дне ущелья, моргнул – и пожелал, чтобы это направление опять сделалось для него низом. Снова прокатился кубарем, и на этот раз угодил в лужу. Перекатился на спину и вздохнул, лежа в холодной воде. Крем, осевший на дно, заскрипел между его пальцами, когда он сжал кулаки.
Сил приземлилась ему на грудь, приняв облик девушки. Уперла руки в бока.
– Что? – спросил он.
– Это было жалкое зрелище.
– Согласен.
– Может быть, ты слишком торопишься, – предположила она. – Почему бы не попробовать прыгать на стену без разбега?
– Убийца мог так делать, – пояснил Каладин. – Я должен уметь сражаться, как он.
– Понимаю. И видимо, он умел все это с рождения, без всяких тренировок.
Каладин тихонько вздохнул:
– Ты сейчас очень похожа на Таккса.
– Да? Он был блистателен, красив и всегда прав?
– Он был горластым, раздражительным и неимоверно язвительным, – проворчал Каладин, вставая. – Но да, он почти всегда оказывался прав. – Парень повернулся к стене и прислонил к ней копье. – Сзет называл это «сплетением».
– Хорошее слово. – Сил кивнула.
– Что ж, чтобы освоить эту науку, нужно начать с простых вещей.
С копьем было то же самое. Значит, придется прыгнуть на стену и со стены раз сто.
«Лучше так, чем умереть от осколочного клинка этого убийцы», – подумал он и принялся за дело.
Шаллан вошла в кухню Амарама, стараясь двигаться с энергичной грацией девушки, чье лицо носила. В большой комнате сильно пахло карри, что томился над очагом, – остатки ночной трапезы, на случай если кто-то из светлоглазых проголодается. Повариха в углу листала роман, а ее помощницы чистили кухонную утварь. Комната была хорошо освещена сферами. Амарам явно доверял своим слугам.
Длинная череда ступеней вела на второй этаж, позволяя слугам быстро относить блюда хозяину. Шаллан нарисовала схему здания исходя из расположения окон. Тайную комнату было нетрудно отыскать – Амарам запечатал в ней ставни и никогда не открывал. Ее предположения о кухонной лестнице тоже подтвердились. Веденка направилась к этой лестнице, напевая себе под нос, как нередко делала женщина, которой она подражала.
– Уже вернулась? – спросила повариха, не подымая глаз от романа. Судя по акценту, она была гердазийка. – Сегодняшний подарок оказался недостаточно хорош? Или тот, другой засек вас вместе?
Шаллан ничего не ответила, пряча тревогу за пением без слов.
– Раз так, пойди-ка поработай, – продолжила повариха. – Стайн хотел, чтобы кто-то отполировал для него зеркала. Сам он в кабинете, чистит хозяйские флейты.
Флейты? У солдата вроде Амарама есть флейты?
Что сделает повариха, если Шаллан сиганет вверх по лестнице, не обращая внимания на приказ? У этой женщины, видимо, был высокий ранг для темноглазой. Среди прислуги она занимала важное место.
Повариха, по-прежнему не отрывая глаз от романа, негромко завершила выговор:
– Деточка, не думай, что мы не заметили, как ты удираешь среди бела дня. То, что ты нравишься хозяину, не означает, что можно этим пользоваться. За работу. Если проведешь свободный вечер за уборкой вместо развлечений, может быть, вспомнишь о том, что у тебя есть обязанности.
Стиснув зубы, Шаллан покосилась на лестницу. Повариха медленно опустила книгу. Мрачное выражение лица свидетельствовало о том, что такой, как она, лучше не возражать.
Девушка кивнула и, повернувшись спиной к лестнице, вышла в коридор. В переднем вестибюле должна быть другая лестница, ведущая наверх. Ей просто надо пробраться туда и…
Шаллан застыла, когда из боковой комнаты в коридор вышел человек. Высокий мужчина с волевым остроносым лицом, в модном наряде: открытом жакете поверх рубашки на пуговицах, жестких брюках и широком галстуке.
Вот буря! Светлорда Амарама – нарядного или нет – не должно быть дома этим вечером. Адолин сказал, что Амарам ужинает с королем и Далинаром. Почему он здесь?
Князь стоял, разглядывая гроссбух и, похоже, не замечая ее. Он повернулся и зашагал по коридору.
«Беги». Это была ее первая реакция. Вырваться через переднюю дверь, исчезнуть в ночи. Проблема в том, что она говорила с поварихой. Когда женщина, которую изображала Шаллан, позже придет домой и на нее обрушится буря – служанка сможет доказать с помощью свидетелей, что не возвращалась в особняк. А значит, вероятность того, что Амарам узнает о проникновении в дом чужака в облике одной из горничных, слишком велика.
Буреотец! Она едва вошла и умудрилась сразу же все испортить.
Впереди скрипнули ступеньки. Амарам поднимался в свою комнату – ту самую, которую Шаллан намеревалась осмотреть.
«Духокровники будут в ярости, когда узнают, что я подняла тревогу в доме Амарама, – подумала девушка, – но они разъярятся еще сильнее, если я после всего этого вернусь без нужных сведений».