Эмма от удивления на минуту забыла о своем горе.
– Он умер? Почему же ты не писала мне об этом? И разве мертвых не любят? Сколько новостей!..
Эльза опять улыбнулась.
Лицо Эммы снова сделалось печальным.
– Это значит, – всхлипывая, начала она, – это значит, что ты призналась ему в любви к Отто, и Штирнер в отчаянии убил себя. Значит, ты отнимешь у меня Отто?
– Успокойся, глупенькая девочка, – ласково сказала Эльза, – я не отниму у тебя твоего Отто. Ведь он твой муж и отец твоего ребенка.
– Это ничего не значит! – ответила Эмма. – Он говорил, он говорил не раз, что вся его любовь ко мне была одним чертовским наваждением, что, если бы не это наваждение, он никогда не полюбил бы такую дуру. И такой брак, говорит он, можно расторгнуть. А если Отто говорит, это верно. Ведь я действительно глупенькая. Но только… ведь и глупенькие хотят счастья! – И она опять заплакала. – Ведь любил же он меня такую, какая я есть! А потом… потом он стал будто мстить мне за то, что любил меня.
И Эмма, прерывая разговор плачем, подробно рассказала Эльзе историю своей любви. Она слишком долго страдала в одиночестве и теперь говорила обо всем, что наболело, о грубости, придирчивости Отто, о его насмешках, издевательствах, оскорблениях.
Эльза слушала, и ее сердце невольно холодело. Отто вставал перед нею в новом свете. Это уже не было «наваждением». Он так поступал уже после того, как освободился от власти Штирнера.
Он мог разлюбить Эмму. Но неужели у него не хватало такта, корректности, наконец, простой порядочности, чтобы удержаться от такого обращения с женой? И, вспоминая уже о своей любви к Зауеру, Эльза подумала: «Неужели прав Штирнер в том, что мы лишь слепые игрушки инстинкта, который может заставить полюбить человека с ослиной головой? Ужасно!..»
Эльза слушала подругу, думая о своем, и прислушивалась ко все увеличивающемуся шуму во втором этаже.
«Что бы там могло быть?»
А там происходил последний акт борьбы.
Вооруженный отряд в защитных металлических костюмах во главе с Зауером и Готлибом ворвался в дом Эльзы.
Зауер ударял рукояткой «парабеллума» в дверь кабинета и кричал:
– Откройте, Штирнер, или мы взломаем дверь!
Неожиданно нападающие услышали доносившийся из кабинета голос Качинского и лай собак.
– Штирнера нет, а я открыть дверь не могу. Штирнер, уходя, запер ее снаружи и приставил собак.
– Это вы, Качинский? Вы еще живы? – Обратившись к солдатам, Зауер приказал: – Ломайте двери!
Несколько дюжих плеч навалилось на дверь, и она затрещала. За дверью послышался неистовый лай догов. Доги просунули в образовавшиеся проломы оскаленные, покрытые пеной морды.
Несколько выстрелов уложили собак на месте.
– Зачем же убивать животных? – послышался спокойный голос Качинского.
– А вы предпочли бы, чтобы собаки разорвали нас? – проворчал Зауер, пролезая в образовавшуюся брешь. Он был удивлен, увидев, что Качинский спокойно сидит за столом; подперев голову руками, изобретатель сосредоточенно рассматривал чертежи.
– Где Штирнер? – спросил Зауер.
– Не знаю, – ответил Качинский, не поднимая головы, – он обещал меня утром ослепить, удушить или что-то в этом роде, но, вероятно, забыл или занят чем-нибудь… – Хлопнув рукой по чертежам, Качинский воскликнул: – Вот великолепная штука! Штирнер не обманул. Я провел чертовски интересную ночь! Этот Штирнер прямо гениален. Схемы антенны усилительного устройства с трансформаторами и катодными лампами и схема индукционной связи с колебательным контуром антенны…
Зауер и Готлиб переглянулись: неужели Штирнер отнял у Качинского разум?
– Нужно обыскать все здание сверху донизу и поставить караулы у мыслепередающих станций, – сказал Зауер.
Осмотр начали с комнаты Штирнера, где помещалась одна из мыслеизлучающих станций. Вторая такая же станция находилась в другом конце дома, рядом со «зверинцем». Станция не работала.
– Ну, что ж, господа, я думаю, теперь безопасно. Можно снять наши защитные маски, – сказал Готлиб и первый снял со своей головы сетку. Его примеру последовали другие. Среди пришедших было несколько старых знакомых Готлиба: прокурор, начальник полиции и «железный генерал», который принимал участие в военной экспедиции против Штирнера «в целях изучения новых методов ведения войны».
Он разводил руками, как бы оправдываясь в своих прежних неудачах военной экспедиции против Штирнера, и говорил:
– Кто же его знал, что на Штирнера надо идти с дамскими вуалями на голове? – И, нахмурив свои большие седые брови, он печально сказал, указывая на Качинского: – Теперь вот они, будущие полководцы, вы, господа инженеры. Наша песенка спета! Что мы сделаем штыком, если эта штука может повернуть штык в любую сторону? – И он с недоброжелательством указал на машину, видневшуюся через дверь комнаты Штирнера.
– Однако надо оповестить всех, что орудия мысленного воздействия нами захвачены. – И Зауер прошел в комнату Штирнера. – Фу, черт! – проворчал он, глядя с недоумением на незнакомую конструкцию машины. – Качинский, – позвал он на помощь изобретателя, – вы понимаете в этом что-нибудь?
Качинский подошел к машине и стал уверенно поворачивать рычаги. Машина заработала.
– Нужно послать излучение, которое освободило бы всех пораженных Штирнером, – сказал Качинский.
– Правильно! – ответило несколько голосов. И Качинский принялся «лечить на расстоянии», как выразился кто-то из стоящих в комнате.
– Ну что? – спросил Зауер одного из солдат, обыскивавших подвальное помещение.
– Штирнер не найден! – ответил он.
– Ищите в первом этаже! Обыщите каждую щель!
– Виноват, господин прокурор, – обратился Качинский к прокурору, – могу ли я взять эти чертежи? Штирнер передал их мне…
– Сейчас я ничего не могу разрешить трогать и брать отсюда. Все это является следственным материалом. Потом, может быть…
– Очень жаль! – ответил Качинский.
«Хорошо, однако, что я успел ознакомиться со всем этим и записать важнейшие формулы. Обойдемся и без чертежей! – подумал Качинский. – А они, пожалуй, и в формулах не все поймут».
– Я также хочу обратиться к вам с просьбой, господин прокурор, – сказал Готлиб. – Необходимо вызвать дополнительный отряд для охраны подвала, в котором хранятся огромные ценности. Я полагаю, что настаивать на этом я имею право, поскольку я являюсь законным наследником. Думаю, что теперь вопрос о нашем праве на наследство ни в ком не вызовет сомнения.
– Ваши права – вопрос будущего, – ответил прокурор. – Но против усиленной охраны я ничего не имею.
Зауер все больше хмурился, слушая этот разговор. Он подошел к Готлибу и язвительно произнес: