«Уж лучше бы это был Генрих, – подумала Амалия, рассердившись. – Я согласна даже на Екатерину Медичи или кого-нибудь из ее ничтожных сыновей, чьей единственной заботой было развалить Францию, чтобы следующая династия могла вновь ее собрать… Ну и, в конце концов, Франциск Второй был женат на Марии Стюарт. Уверена, я бы прекрасно смотрелась в ее свите…»
[10]
Баронесса Корф нарочно задержалась в саду, испытывая терпение агента, и даже обменялась несколькими незначительными фразами с незнакомыми людьми, рассчитывая, что ее преследователь насторожится и непременно пожелает выяснить, о чем она с ними говорила, а значит, потратит время впустую. По правде говоря, Амалию не покидало ощущение ненужности всего, что она делала. Расследование обстоятельств гибели полковника Уортингтона завело ее в тупик, и единственным его результатом можно было считать лишь знакомство с капитаном, которое, с ее точки зрения, принесло больше хлопот, чем практической пользы. Тайна «Красной луны» так и оставалась тайной, причем было совершенно непонятно, с какой стороны можно к ней подобраться. И оттого баронесса Корф возвращалась домой в настроении, далеком от праздничного.
Однако в особняке на улице Риволи ее поджидал сюрприз: дворецкий объявил, что прибыл родственник хозяев, который настаивает на том, чтобы с ней поговорить. Едва увидев лицо родственника, Амалия отослала дворецкого и сама закрыла за ним дверь гостиной.
– Не ожидала увидеть вас в Париже, Петр Петрович, – сказала она гостю. – Что-нибудь случилось?
Генерал Багратионов (ибо это был именно он) ответил, что все зависит от того, с какой стороны посмотреть, и спросил, насколько Амалия доверяет прислуге.
– Они не говорят по-русски, но я могу отослать их, чтобы вы не беспокоились, – сказала баронесса Корф. – Кстати, вы должны знать, что за домом следят.
– Да, я заметил, – кивнул Багратионов. Он был в штатском, но любой мало-мальски наблюдательный человек сразу же определил бы, что перед ним военный или бывший военный.
– Вы могли остановиться в посольстве и вызвать меня туда, – заметила Амалия.
– Там Осетров. – Генерал поморщился. – У него возникли бы вопросы, и он непременно захотел бы узнать ответы. Присаживайтесь, госпожа баронесса. Нам многое надо обсудить.
Амалия села, изнывая от любопытства, как гимназистка. Она сознавала, что ей следует держать себя в руках, но ничего не могла с собой поделать. Визит Багратионова в Париж был делом исключительным, и то, что могло его оправдать, тоже должно было выбиваться из общего ряда.
– Я получил вашу шифровку из Мадрида, но в свете того, как разворачивается война Испании с Америкой, результаты вашей миссии… – Багратионов выразительно скривился.
– Больше не имеют значения? – пришла ему на помощь собеседница.
– В ближайшем будущем – нет.
Одним словом, можно было и не утруждать себя. Большое спасибо, все свободны. Амалия не питала иллюзий относительно своей работы, но ее все же задевало, когда задание, на которое были затрачены серьезные усилия, внезапно объявлялось несущественным. Она понимала, что ей приходится считаться с интересами, направление которых задавали люди, стоящие куда выше ее, но ей стоило большого труда смириться с тем, что она считала пренебрежением к своей работе.
– Ну-с, а теперь поговорим о текущих делах, Амалия Константиновна, – продолжал генерал, хмурясь. – По дороге сюда я долго думал, как лучше всего приступить, так сказать, к предмету разговора… Ничего, знаете ли, на ум не приходит, кроме дурацкой фразы: все плохо.
– Плохо у кого?
– У нас, госпожа баронесса. У Особой службы. Существуют люди, достаточно могущественные, которым мы как кость в горле. Напирают они главным образом на то, что в приличной державе должны быть разведка, контрразведка – это само собой, но вот Особая служба… чепуха какая-то. Анахронизм. И что такого особого мы делаем?
– Вы и сами прекрасно знаете, Петр Петрович. Мы занимаемся тем, что по каким-то причинам не входит в компетенцию разведки и контрразведки, а в случае необходимости – оказываем им содействие.
– Вот, госпожа баронесса, вы говорите как человек, который понимает. А есть люди, которые не понимают и, самое скверное, не желают понять. Они считают, что можно нас распустить, агентов разбросать по другим секретным службам, и все будет прекрасно. Не говоря уже об экономии, которая выйдет государству – ведь у Особой службы есть свой бюджет, а если ее прихлопнуть, можно будет деньги пустить на другие нужды. На себя, например.
– Вы не сказали, насколько высоко эти люди стоят, – негромко заметила Амалия.
– Достаточно высоко. И что самое скверное, они вхожи к государю.
– Как и вы, Петр Петрович. Уверена, вы сумеете с ними справиться.
– Ах, сударыня, да будь все так просто, я даже не стал бы о них упоминать. Можно подумать, раньше у нас не бывало трудностей… однако справлялись, еще как справлялись. – Багратионов изучающе посмотрел на Амалию. – Я подготовил для его императорского величества записку об успехах нашей службы и среди прочего упомянул и кое-какие ваши достижения. Однако, сударыня, я весьма опасаюсь, что прошлых побед нам окажется недостаточно. Необходимо… да, необходимо нечто такое, что мы сможем предъявить здесь и сейчас.
Ах вот, значит, зачем генерал приехал в Париж.
– Речь, насколько я понимаю, пойдет вовсе не о моей мадридской миссии? – промолвила Амалия с подобием улыбки.
Багратионов пропустил ее слова мимо ушей.
– Предположим, сударыня, вам станет известен некий секрет, за которым охотятся разведки всех стран Европы. Предположим, этот секрет имеет колоссальное значение… Если вы сумеете его раздобыть, мне будет гораздо проще защитить нашу службу от нападок. Даже так: я совершенно уверен, что мне удастся ее отстоять.
– Говоря о секрете, вы имеете в виду проект «Красная луна»? – спросила Амалия.
Собственно говоря, она ни капли не сомневалась в том, что генерал говорил именно о нем, но ей наскучили недомолвки и туманные упоминания о неких недругах Особой службы, которые хотят уничтожить ее, а освободившиеся суммы пустить на собственные нужды.
– Да, Амалия Константиновна, – ответил генерал. – Нам нужна «Красная луна». На кону стоит слишком многое, но я всегда верил в вас. Я знаю, что если кто-то и сумеет узнать, о чем идет речь, то это будете только вы.
Баронесса Корф продолжала по инерции улыбаться, но ее янтарные глаза потемнели. По правде говоря, сейчас Амалию так и подмывало напомнить собеседнику о том случае, когда он без зазрения совести сдал ее. Конечно, ситуация тогда выдалась непростой, и Багратионов, в сущности, подчинился чужому приказу, и вообще с той поры много воды утекло, но Амалия ничего не забыла. Позже она простила генерала – ровно настолько, чтобы прошлое не мешало их совместной работе; но не надо быть особым мудрецом, чтобы понимать, что прощение наполовину – не прощение вовсе. И вот теперь Багратионов говорит ей, что он всегда в нее верил – скажите, пожалуйста, – и что только ей под силу узнать секрет, который так ревностно оберегают французы.