Баллада о сломанном носе - читать онлайн книгу. Автор: Арне Свинген cтр.№ 11

— Мне, наверное, пора, — говорит Ада.

При этом она не встает. Будто чего-то ждет. Я оглядываю квартиру и думаю, каково видеть весь этот хаос впервые. Я-то так к нему привык, что для меня он как бы и не существует.

— Мохаммеда Али на самом деле звали Кассиус Клей, но он сменил имя, когда принял ислам.

— Это какой-то твой знакомый?

— Нет, это знаменитый боксер. Из Штатов. Он был очень давно.

— А-а. Расскажи о нем что-нибудь еще.

И я рассказываю еще, хотя абсолютно уверен, что Аду бокс вряд ли интересует. Оказывается, я знаю довольно много о Мохаммеде Али, потому что истории о нем в моем исполнении не иссякают. О том, что его называли «величайшим» и что он проводил легендарные титульные бои в тяжелом весе с Джо Фрейзером и Джорджем Форманом. Али мог стихами рассказывать о своих соперниках, и я даже помню отдельные строчки из этих виршей. Кажется, ей интересно, даже когда я рассказываю о тактике, которую Али называл «rope-a-dope», и о том, что он отказался воевать во Вьетнаме — стране, которую мы проходили в школе.

Когда я прерываюсь, Ада вдруг начинает говорить о своих танцах — она ходит на локинг, джаз и мюзикл. Ада так описывает эти занятия, что я нахожу их очень похожими на наши боксерские тренировки. Только там не дерутся и никто не уходит домой с фонарем под глазом.

Мы болтаем так долго, что мама успевает вернуться с двумя огромными пакетами. Не представляю, где она раздобыла денег.

— Останешься пообедать? — спрашивает мама. — У нас котлеты.

Ада не может решиться.

— Я могу позвонить и спросить, — говорит она. — Можно я выйду на лестницу?

— Конечно!

Ясно, зачем ей на лестницу: собирается врать. Скажет родителям, что она в гостях у кого-нибудь другого, а вовсе не у этого странного Барта и его жирной мамаши, в их грязной социальной квартирке. Это понятно.

Аде разрешают пообедать у подружки или у кого она там наплела. Мама прибирает журнальный столик, другого стола у нас нет, для обеда он низковат.

— Как приятно, когда гости, — замечает мама.

Ада улыбается.

За обедом я все время боюсь, что мама начнет рассказывать о пособии и работе в магазине или что-нибудь соврет про «Теленор». Но мама задает Аде два-три вполне человеческих вопроса и в основном помалкивает. Котлеты, как ни странно, съедобные, хотя и не домашние. Разговор не очень клеится, но и не замирает.

— Очень вкусно, — говорит Ада после обеда.

— Рада, что тебе понравилось, — отвечает мама. Кажется, так и должны говорить мамы. Зависает долгая пауза. Мама улыбается и вытирает руки о бедра. Я, увы, не могу пригласить Аду к себе в комнату. А маме некуда деваться, кроме как в туалет, что, пожалуй, выглядело бы странновато.

— Мне пора домой, — вдруг вспоминает Ада.

— Да и мне надо делать уроки, — говорю я.

— Очень приятно, что ты зашла, — добавляет мама.

— До завтра, Барт.

— Пока!

Ада встает. Мне хочется рассмешить ее на прощанье. Если люди под конец визита смеются, им кажется, что все было хорошо.

— Ты слышала об электрике из Электрогородка?

— О каком еще электрике?

— Из Электрогородка.

— Нет, никогда не слыхала…

Когда напоследок сморозишь какую-нибудь глупость, гость уходит с ощущением полного идиотизма происходящего. Я краснею.

— До свидания, Линда, — выходя, говорит Ада. Мама машет ей с дивана:

— Заходи еще.

Я провожаю Аду до лестничной площадки.

— Не приходи больше, — тихо говорю я.

— Мне понравилась твоя мама.

На лестнице мы никого не встречаем. Вдруг Ада меня обнимает, отчего щека у меня начинает гореть и я забываю попрощаться. Или прощаюсь?

На миг мне кажется, что все, что произошло, мне привиделось и сейчас исчезнет, словно мыльный пузырь.

Я иду за Адой на расстоянии. — вдруг кто-нибудь на нее нападет. Почтовые ящики возвращают меня к реальности. Под ними валяется реклама со следами грязных ботинок. У стены я замечаю несколько использованных шприцов. На ступеньках красуются рукавица для гриля и остатки складного стула. Я давно перестал удивляться — чего только наши соседи не выкидывают на лестницу.

Тут я припомнил бумажный клочок на бабушкиной подошве и как она проговорилась, что это из подъезда, а после сказала, что с улицы.

Вспоминаю и Адину реплику о том, что квартира лучше подъезда. Ну что за сравнение!

Я возвращаюсь в комнату и достаю чистый лист бумаги. Пока я пишу, мама стоит надо мной.

— Прости, — говорит она.

— За что?

— За то, что мы живем здесь и что… сюда не очень приятно приводить гостей.

— Она никому не расскажет.

Мама похлопывает меня по спине, читая то, что я написал.

«Тебе нравится свинарник на лестнице? Я живу на третьем этаже и очень хочу, чтобы ты помог провести уборку нашего подъезда в воскресенье, в 17.00. Это мой день рождения. Мне исполнится тринадцать. Барт».

— Вдруг хоть немного поможет, — говорю я.

— Здорово, очень здорово. Но, Барт…

Я гляжу на маму.

— Что?

— Если бы мы жили в другом месте, люди наверняка пришли бы. Но… боюсь, здешние жильцы…

— Попробовать всегда можно, — перебиваю я. — Ты пойдешь со мной?

Мама продолжает гладить меня по спине.

— Ты же знаешь, что сказал врач…

— Да, знаю.

Вечером мама уходит, пообещав рано вернуться.

Я вешаю в подъезде два объявления. Сделав уроки, немного пою. Кто-то стучит в стену, и это даже приятно. Меня услышали.

Когда я ложусь, мама еще не вернулась. Я лежу и думаю об Аде. Точнее, думаю, о чем сейчас думает Ада. Неудивительно, что мне не спится.

Все-таки в какой-то момент я засыпаю, потому что, открыв глаза и обнаружив у себя в ногах маму, выплываю в реальность из сновидения про Аду, двух тигров и падающие звезды.

— А, привет, — бормочу я.

— Я решилась, — говорит мама.

— Отлично, — отвечаю я и натягиваю одеяло на голову.

— Мы переедем, малыш.

— Отлично…

— Мой хороший, хороший мальчик. Ты заслуживаешь нормального подъезда и нормальных соседей.

— Давай завтра об этом поговорим…

— Я просто хотела, чтобы ты знал, что я… да, я… решила, мой чудесный мальчик. Тебе спеть колыбельную?