Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Пэлем Грэнвил Вудхауз cтр.№ 40

– Не явится. Он ее сбил со следа.

– Ты это знаешь от него самого?

– Слышала из его личных уст.

Я перевел дух. Подкладка черной тучи заметно посветлела. Мне даже показалось, что ситуацию наиболее полно можно выразить словом «аллилуйя», о чем я и оповестил Коротышку.

Но у нее на лице, как я с беспокойством заметил, выразилось некоторое сомнение.

– Д-да, «аллилуйя» тут, пожалуй, подходит… но только отчасти. Я хочу сказать, сюда она не приедет, на этот счет ты можешь быть спокоен. Но если вспомнить рассказ про Мервина Кина, клубного завсегдатая, и про художественный фотопортрет, наверно, все-таки жаль, что Китекэт не воспользовался каким-нибудь другим средством, чтобы сбить ее со следа. Мне так кажется.

У меня замерло сердце. Я ухватился за автомобильную дверцу, чтобы не упасть, и задал наводящий вопрос.

– Самое главное, надо помнить, учитывать и иметь в виду, что он хотел как лучше, – продолжала Коротышка.

Сердце мое и вовсе остановилось. Прогуливаясь по Лондону, вы наверняка встречали согбенных, истерзанных, измордованных пешеходов, словно бы раздавленных лопастями какого-то мощного агрегата. Это те, кто подвернулся под руку Китекэту, когда он хотел как лучше.

– А сказал он мисс Бассет следующее. Что якобы, услышав о ее предполагаемом приезде в «Деверил-Холл», ты разнервничался и впал в тоску, и ему в конце концов с большим трудом удалось вытянуть у тебя признание: оказывается, тебе, любящему ее страстно и безнадежно, мучительна перспектива видеть ее день за днем в обществе Гасси.

Тут мое замершее сердце сделало рывок и попыталось выскочить сквозь зубы наружу.

– Так он ей и сказал? – пролепетал я, весь трепеща, словно ромашка на ветру.

– Да, и умолял ее не приезжать и не подвергать тебя мучениям. По его словам, у него это получилось очень здорово, жаль, что ни один театральный агент не присутствовал, и, должно быть, он и правда был в ударе, потому что мисс Бассет пролила ведро слез и сказала, что, конечно, конечно, она понимает и визит свой отложит, прибавив вполголоса кое-что про мотылька, стремящегося к звезде ^[33], и про то, как печальна жизнь. Ты что-то сказал?

Не сказал, а просто издал сдавленный стон, объяснил я ей, и она согласилась, что в данных обстоятельствах сдавленный стон напрашивается сам собой.

– Но ты ведь понимаешь, ему было трудно, бедненькому, придумать с ходу способ, как помешать ее приезду, – заступилась она, однако, за брата. – А помешать ее приезду было главнее всего.

– Это верно.

– Так что я бы на твоем месте сосредоточила внимание на светлой стороне. Цени, что есть хорошего.

Этот призыв, будучи обращен к Бертраму Вустеру, как правило, не остается неуслышанным. Общее онемение чувств, произведенное ее рассказом, не то чтобы меня отпустило, но все же немного ослабло. Я понял, что она по-своему права.

– В твоих словах что-то есть, – признал я, восходя по своему трупу к высшим материям ^[34], что, как я уже говорил, вообще мне свойственно. – Главнее всего, ты верно заметила, было не дать Бассет появиться здесь, а каким способом удалось этого достичь, не так уж и важно. И потом, она и так была убеждена в моей неколебимой любви, Китекэт мало что прибавил к моему безвыходному положению, если уж на то пошло.

– Вот умничка! Это я понимаю, храбрый разговор!

– Мы получили отсрочку, и теперь все зависит от того, насколько быстро ты сможешь отшить Гасси. Как только он опомнится, все станет на свои места. Освободившись от твоих роковых чар, он автоматически обратится к старой любви, поймет, что разумнее будет податься туда, где тебя ценят. Когда, по-твоему, можно этого ожидать?

– Очень скоро.

– А почему не прямо сейчас?

– Понимаешь, Берти, я тебе все объясню. Мне нужно, чтобы он сначала сделал для меня одно дело.

– Какое еще дело?

– А вот и Томас наконец! По-моему, он скупил все журналы о кинозвездах. Пусть читает во время концерта, это будет самое разумное с его стороны. Ты помнишь, что сегодня вечером концерт? Смотри не забудь. И когда увидишь Дживса, узнай у него, все ли в порядке с группой поддержки Эсмонда. Полезай в машину, Томас.

Тос полез в машину, опять бросив на меня надменный взор, уселся, высунул руку, положил мне на ладонь пенни и сказал: «Вот тебе, бедный человек», – да еще пожелал мне не пропить подаяние.

В другое время эта непристойная грубость разбудила бы в Бертраме Вустере спящего зверя, и этот малолетний сосуд скверны получил бы от меня еще одного щелбана, но сейчас мне было не до Тосов. Я подозрительно смотрел на Коротышку.

– Что за дело? – спросил я еще раз.

– Ничего интересного, – отмахнулась она. – Так, кое-какая мелочь.

И укатила, оставив меня в когтях смутной тревоги.

Я потопал к «Деверил-Холлу», теряясь в догадках, что подразумевалось под ее выражением «кое-какая мелочь», заворачиваю за угол – и вижу в отдалении нечто крупное и в норфолкской охотничьей куртке. Я узнал Эсмонда Хаддока.

Поскольку по распоряжению «пуганой вороны» леди Дафны Винкворт в «Деверил-Холле» больше не выставляли после обеда портвейн и вся компания, без разделения полов, одновременно отчаливала из столовой, закончив прием пищи, я не беседовал с Эсмондом Хаддоком один на один со дня, вернее – вечера моего приезда. Встречал его, конечно, то тут, то там, но всегда в сопровождении пары теток или кузины Гертруды, и в обоих случаях выражение лица у него было байроническое. (Я справился у Дживса, слово верное, означает: как у покойного лорда Байрона, который имел унылый характер и все принимал близко к сердцу.)

Мы сошлись, он – с северо-северо-востока, я – с юго-юго-запада, и он поздоровался, болезненно дернув щекой, словно хотел было улыбнуться, но раздумал и сказал себе: «Да ну их, еще улыбаться…»

– Привет, – сказал он.

– Привет, – сказал я.

– Хорошая погода, – сказал он.

– Да, – сказал я. – Гуляете?

– Да, – отвечает. – И вы тоже гуляете?

Благоразумие заставило меня опуститься до лжи.

– Да, – говорю. – Я тоже гуляю. Только что повстречал мисс Перебрайт.

При звуках этого имени его передернуло, как будто разбередили старую рану.

– О? – сказал он. – Мисс Перебрайт? – И два раза сглотнул. Я видел, что на губах у него рождается вопрос, но, должно быть, неприятный до тошноты, потому что он выговорил только: – А был… – и снова сглотнул. И еще, и еще.

Я уже готов был перейти к обсуждению ситуации на Балканах, когда он наконец все-таки выдавил из себя: