По большому льду. Северный полюс - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Эдвин Пири cтр.№ 132

Следующий переход оказался удачным. Бартлетт отреагировал на мою настойчивую просьб, как безупречно воспитанный человек. С Божьей помощью, невзирая на плохую видимость из-за бури, он пропахал добрых двадцать миль. Температура, которая колебалась от 16° до 30° ниже нуля, указывала на то, что на западе, откуда дул ветер, есть открытая вода. Во время этого перехода мы пересекли несколько полыней, покрытых тонким льдом, коварно подстерегавшим нас под недавно выпавшим снегом. У одной такой полыньи мы заметили свежий след белого медведя, ведущий в сторону запада более чем в двухстах милях от суши.

Утром 25-го марта в половине одиннадцатого я встретился в лагере с Бартлеттом и Хэнсоном, где они, следуя моей инструкции, вместе со своими партиями ждали меня после завершения пятнадцатого перехода. Собравшись все вместе, они бросились ремонтировать нарты, перераспределять грузы, выбраковывать самых малопригодных собак и перетасовывать эскимосов в оставшихся отрядах.

Пока шла вся эта работа, Марвин, пользуясь ясной погодой, вторично произвел широтные наблюдения и с учетом соответствующих поправок определил наше местоположение – 86°38' северной широты. Согласно расчетам, за последние три перехода мы покрыли расстояние в пятьдесят минут широты, в среднем проходя по шестнадцать и две трети мили за прогон. По времени мы опережали итальянский рекорд на 32 дня.

Я был вдвойне рад результатам этих наблюдений. С одной стороны, это была победа самого Марвина, работа которого была бесценна – он вполне заслуживал того, чтобы пройти на север дальше, чем Нансен и герцог Абруцци; с другой стороны, его наблюдения делали честь Корнельскому университету, выпускником одного из факультетов которого он был (кстати, двое других выпускников и покровителей этого университета внесли большой вклад в фонды Арктического клуба Пири). Я всегда питал надежду, что Марвин сможет измерить глубины в самой северной точке, которой он достигнет, но вблизи этого лагеря не было молодого льда, в котором можно было бы сделать лунку.

Около четырех часов пополудни Бартлетт с Укеа и Карко на двух нартах и с 18 собаками двинулись вперед. Бартлетт шел вперед с твердой решимостью в следующих пяти переходах пересечь 88-ю параллель (после чего он должен был отправиться в обратный путь). Я искренне надеялся, что за отведенное время ему удастся одолеть отделявшие его от этой точки мили, ибо он вполне заслуживал того, поставить свой рекорд.

Позднее мне стало известно, что он намеревался пройти 25–30 миль за время первого перехода, и ему это было вполне под силу, не сложись обстоятельства по-другому. Несмотря на усталость после длительного перехода и целого дня тяжелой работы в лагере, несмотря на кратковременный сон в предыдущую ночь, я не мог позволить себе отдыхать после ухода Бартлетта. Было множество дел, которые требовали моего персонального внимания. Нужно было написать письма и подготовить распоряжения, чтобы передать с Марвином вместе с инструкциями, касающимися запланированной им поездки на мыс Моррис-Джесеп.

На следующее утро, в пятницу 26-го марта, дав людям выспаться, я поднял всех в пять часов. Как обычно позавтракав – пеммикан, галеты и чай, – Хэнсон, Ута и Кешунгва с тремя нартами и 25 собаками двинулись по следу Бартлетта.

Марвин с Кудлукту и Харриганом на одних нартах и с 17 собаками в половине десятого утра отправились на юг.

Тень дурных предчувствий не омрачала этого расставания. Было ясное, свежее утро, солнце сияло и его лучи отражались ото льда и снега, собаки были бодры и энергичны после длительного отдыха, полярный воздух был холоден и свеж, да и сам Марвин, хотя и не был в восторге от того, что ему приходится возвращаться, в душе ликовал, потому что пронес цвета Корнелла до точки, расположенной севернее отметки Нансена и герцога Абруцци и что, кроме Бартлетта и меня, он, Марвин, он один из всех белых вступил на эту исключительную территорию, что простирается за 86°34' северной широты.

Мне всегда будет радостно сознавать, что Марвин шел со мной в эти последние дни. Шагая рядом с нартами, мы обсуждали планы его похода на мыс Моррис-Джесеп, намечали те точки, в которых следует провести серию замеров глубины по пути на север. Возвращаясь на сушу, он был преисполнен надежд на будущее – будущее, которое ему не суждено было знать. На прощанье я сказал ему:

– Друг мой, будь осторожен с полыньями!

Мы пожали друг другу руки, расставаясь в этом безлюдном белом пространстве; Марвин обратил свое лицо к югу, навстречу смерти, а я снова повернул на север, к полюсу.

По странному стечению обстоятельств, вскоре после того, как Марвин покинул нас, отправившись в то последнее трагическое путешествие, свернув от широты 86°38' в сторону земли, солнце скрылось во мгле, а все небо окутал свинцовый туман. Серая мгла, контрастирующая с мертвенно-белой поверхностью льда и снега, и странный рассеянный свет создавали неописуемый эффект. Это был свет, в котором не было теней и в котором ничего нельзя было рассмотреть на сколь-нибудь значительном расстоянии.

Такой свет без тени – нередкое явление для льдов северного океана; однако, это был первый случай, когда мы встретились с ним после того, как покинули землю. Тот, кто ищет наиболее подходящую иллюстрацию для полярного ада, найдет ее в этом сером свете. Более призрачную атмосферу не представил бы себе и сам Данте – небо и лед кажутся тусклыми и как будто нереальными.

Несмотря на то, что я оставил позади все крайние северные пределы моих предшественников и вместе с восемью моими товарищами, шестьюдесятью собаками и семью полностью загруженными нартами приближался к своему абсолютному рекорду в условиях, лучших, чем те, о которых я только мог мечтать, странный мрачный свет, сопровождавший нас в тот день после прощания с Марвином, вызывал у меня необъяснимое смутное беспокойство. Еще на самых примитивных стадиях своего развития человек со свойственным ему эгоизмом всегда считал, что между природой и событиями и ощущениями человеческой жизни существует некая тонкая взаимосвязь. Поэтому, в свете последних событий, я должен признать, что призрачная серость того дня вызывала у меня какой-то особый трепет, и считаю это только проявлением неискоренимого инстинкта, присущего мне как одному из представителей рода человеческого.

После ухода Марвина 26-го марта, первые три четверти перехода мы, в целом, прошли благополучно, практически по прямой, через большие плоские, покрытые снегом ледяные поля различной высоты, окруженные старыми плавучими льдинами средней торосистости; последняя же четверть пути почти полностью проходила по молодому льду, толщиной, в среднем, около одного фута, изрезанному и побитому; идти по его поверхности в этом призрачном свете было адским испытанием. Но не будь следа, проложенного для нас Бартлеттом, этот переход дался бы еще труднее.